Mel RedWolf - Ветер перемен. В краю скорби

Твердым и напряженным оказалось первое ощущение сближения, прежде чем бархат нежной кожи накрыл также грудь дурфы вслед за напряженными сосками. Еще не растерявшая молока грудь пухло и тяжело упиралась. Похоже, Аэль в достаточной мере следила за тем, чтобы смогла кормить дочь, помимо того, что по возможностям с гонцами передавала не только вести, но и питание от хал своему гуту. И это было действительно верным решением, учитывая то, какой крепенькой становилась девочка, в первую неделю даже начавшая отказываться от молока, морща носик и отворачиваясь.

Теперь же оправившееся полностью тело осторожно заявляло о себе теплом и тяжестью, колени поменяли свое положение оказавшись между коленок Дорэль и можно было только подозревать зачем такое не удобное положение понадобилось баргустке. Но вместо напора все же осталась эта терпеливая тактика. Аэль учила целоваться, по-разному сплетая язычки, то вокруг, то поглаживая по всей длине, то ныряя под него и зацепляя на время, собирая с него всю влагу, будто этого контакта было мало. И перед новым поцелуем пока идет отделение, кончик на прощание задевал десны или внутреннюю сторону губ, как обещание скорой встречи.

И вот вернулось снова ощущение легкого танца касаний, более игривые с скользнувшими подушечками пальцев от низа живота по талии наверх, к груди, пересчитывая тощие ребрышки, нырнули к подмышке, мягко проявив силу, подняли пальцы руку вверх, по ней до ладони, которую огладив, расслабляюще коснулись каждого пальца и обратно.

Дорэль тихо выдохнула оставшийся в легких воздух в перерыве между поцелуями. Такими странными и новыми для дурфы, которая знала лишь нежные касания к устам любимой. Шаг за шагом она следовала за движениями баргустки, сплетаясь с ней язычками, касаясь иногда нёба, зубок, или внутренней сторону губ. Легкие приятно ныли от таких долгих и томительных игр, которые пленили губы и язычок. Глазки, что напоминали не больше, не меньше, а саму луну, прекрасную во всей ее красе, скрылись за веками и пушистыми ресничками, которые мягкостью и густотой своей напоминали мех белочки.

Тело испытывало все больше нового и такое вот касание к животу, ребрам… тонкий стан выгнулся, сильнее прижимаясь к молочной мягкой груди баргустки, заставляя ресницы трепетать сильнее.

– Сегодня танца любви будет столько, сколько тебе захочется.

Тихо шепнула Аэль, когда поцелуй исчерпал все дыхание и звук вышел тщедушно тихим, хриплым. Легкие касания по руке скользнули в обратном направлении, а губы нашли новую цель – тоненький изгиб, что среагировал не меньше изгиба талии. От впадинки за ушком бархатной щекоткой губы поползли вниз. Тыльная сторона ладони вновь пошла от плеча ниже в подмышку, бок груди, едва задевая округлость. Скользили ноготки и кожистые морщинки пальцев по ребрам, чуть подскакивая, как телега по кочкам шероховатой дороги, а затем соскользнули на точеную талию.

Отощала, что видела прежде, чувствовала, пока несла на руках и теперь ощущала под собственным естеством. Еще не учащенное, но сбитое дыхание, что обещает ускориться. Неловкое азартное трепетание перед новыми ощущениями. Все правильно.

Взгляд голубых глаз мазнул наверх к прикрытый глазам. Все правильно. Лучше так, внимая этим ощущениям. Так будет легче научить, быстрее понять обеим, что приятно, а что нет. Так лучше пройдет эта ночь. Почему-то Аэль уже не сомневалась, что дело дотянется до ночи. Не то, чтобы чувственность тела докучала, но она потихоньку начинала пробуждаться, будто природа после тяжелых белых снегов и стужи. А эта девушка еще не внимала зову Страстной, не приносила ей такую дань и, наверняка, раскроется, как бутон, что слишком долго думал расцветать или нет.

Только мысль за мыслью и рука уже остановилась в районе пупка, оглаживая приятно дрожащий под рукой рельеф мышц. Только у одной женщины Аэль так не дрожали мышцы под рукой и то, первой. Она была еще слишком юна и хрупка. И приятная дрожь невольно всполошила волосы на загривке.

Поцелуй оказался более чувственным, чем ожидалось. Аэль зажмурилась, впившись в губы с жаждой и вкусом, впитывая порывы девушки под собой. Желала нежности – язычок оглаживал только кончиком, убегая в бок, а захватывало нетерпение – и он кружился в бурной пляске вокруг, в заключительный миг схватывая в тесноте контроля. И тонкая тугая ниточка слюны оказалась лучшим послевкусием после такого игристого соединения. Аэль прогнулась навстречу, но талия лишь на миг коснулась руки и пресса девушки, отстраненная шорохом меха. Колени разъехались более удобно в стороны, раскрыв ножки дурфы и баргустки, только вот первой значительнее по воле бескрылой. Легкая прохлада коснулась нежной кожи, что прежде скрывалась защищенной, но это ведь только начало.

Ласково заскользил бархат губ по шее вверх-вниз, обдувая жаром дыхания перед влажным прикосновением. Осторожно рыже-пепельная головка соскользнула ниже к ключицам, покрывая поцелуями и ямочки под ними, цепляя кончиком язычка. Никакой спешки. Дать привыкнуть. Как хронометр отмерял разум период, перед тем, как пальцам позволить чуть-чуть больше сместиться: накрыть низ живота, где зарождался пожар, что еще не излился, но уже желал. Позволить почувствовать намерение и принять его, дразнить только пальцами за завитки темных волос у нетронутой зоны между тонких ножек.

Столько, сколько захочется?

Дурфа прикусила нижнюю губу, ручки свои на плечах баргустки расположив, иногда смещая их к шее, пальчиками забираясь в волосы, которые еще совсем недавно огнем своим восхищали. А эти губы… они касались чувствительной шейки. Но это было приятно. Безумно приятно для дурфы. Могла ли она представить себе такое? Нет… даже в самых смелых снах более, чем нежные касания губами ничего и не было, а тут… это буйство красок, что захлестнули. Эмоции, которые поглотили с головой.

Как же приятна была эта слабость, в теле проявляющаяся от ласк. Крылатая млела пред возлюбленной. В ее руках тело начинало пылать. Вот он, еще один спасительный поцелуй. Язычки снова сплелись, наслаждаясь близостью друг друга.

– Аэль…

Тихо позвала крылатая, раскрывая глаза истомой наполняющиеся. Губы вновь были порознь, а с уст темновласой тихие томные вздохи слетали. Рука одна к щеке баргустки сместилась, огладила ее. Дорэль улыбнулась слабо. Как же волнительно было даже руку Аэль так низко ощущать. Ее теплую руку, что касалась нежно.

– Я люблю тебя…

Слова любви, которые готова была произносить вечно, но не получить на них ответ. И в этот момент ее не пугала такая перспектива. Возможно, что уже смерилась с этим, как со злым роком.

Баргустка удивленно открыла глаза, тревожно подняв взгляд к глазам. Неужели рано? Сердце ухнуло куда-то вниз, а царица уже сровнялась с личиком дурфы, удивленно сморгнув. Фух, всего лишь решила сказать такую вещь. Ложная тревога. Наверное, сейчас выглядела так же, как Фаврир при ложных родах. От этой мысли шальной даже стало дико смешно и тепло внутри.