Кале Мырзахан - Долина семи рек. Книга I

В комнату к ней вошла Онгар. Присела на кровати и начала гладить по голове, по волосам.

– Тише, тише милая. Ты чего так? – мягким, нежным голосом сказала Онгар, – Если ты еще не хочешь замуж, никто тебя заставлять не будет. Не понимаешь, вот и плачешь. Успокойся, мы о будущем твоем думаем. Не хотим, чтобы шакалам хищным попалась в руки. Мы в ответе за тебя перед Аллахом, ты нам как дочь, и сейчас пора думать о будущем твоем. Жизнь девушки во многом зависит от мужа. Попадется плохой муж, будет бить, ругать, отрывать свой гнев на тебе, и жизнь будет не милой. Будет муж добрый, заботливый, любовь и счастье в дом придут. Маленькая ты еще, не понимаешь, поэтому доверься нам, мы тебе счастья и добра желаем.

Назыкеш, слушая Онгар, понемногу успокаивалась, и теперь крепко-крепко обняла ее ноги, все еще не поднимая головы с подушки.

– А теперь, доченька, успокойся и ложись спать, все будет хорошо.

Андасбек предложил Онгар выдать Назыкеш за караульного Топаша. Онгар ценила верного нукера не меньше мужа. Топаш – спокойный, немногословный, надежный. Не ожидавший такого подарка судьбы, он обрадовался и был безмерно счастлив от намечавшейся женитьбы. Онгар организовала небольшой свадебный праздник в ауле, принарядила невесту в платья и украшения, принарядила юрту Топаша. С Андасбеком они подарили молодым вороного коня, кобылицу, верблюда и с десяток овец, обставили юрту коврами, одеялами, выделили кухонную утварь. Онгар расхвалила Топаша, и Назыкеш, в силу молодости и впечатлительности, влюбилась в Топаша. Довольная, что теперь у нее своя семья, своя юрта и свой муж, Назыкеш забыла вчерашние слезы и обиды, забыла свою детскую любовь к Кулану, радовалась как дитя. К тому же они с мужем продолжали жить в родном ауле.

Семья Аскарбека не чуждая Молбале, их семьи часто виделись то у одних в ауле, то у вторых, то на тоях гуляниях. Молбала с детства играла с Аскарбеком в игры, вместе бегали к речке и кидали камни в бурлящие стремительные воды Коксу, скакали на лошадях в степи, собирали малину в лесу, вечером всей детворой гнали с пастбищ в стойло баранов и коров, стреляли из самодельного лука в птиц, а в сумерки сидели шумной детворой на мягком травянистом холмике зеленого цветения, зажигая костер и слушая очередные древние сказания гостивших акынов или аксакалов аула. С детства, Молбала с Аскарбеком знали, что, повзрослев поженятся, и по-детски к этому относились: это что-то далекое и непонятное. А пока они росли, безмятежно играли и шалили. Сватовство, отъезд в аул Аскарбека, все это выглядело для молодых, как очередная игра. Даже то, что по приближении к аулу, Валихан бай приказал сыну и невестке слезть с коней и дальше идти пешком, кланяясь Аллаху и местным духам, их смешило, и они тихо посмеивались, украдкой поглядывая друг на друга. Так, кланяясь, они дошли до окраины аула, где их прибытие ожидал весь аул. Впереди всех стояли старушки аула, которые бросились со словами благословения к невестке, целуя ее лоб своими высохшими губами, царапая нежную кожу или слюнявя лицо. Вслед за ними посыпались на невестку с женихом многочисленные поздравления, благословения, пожелания и поцелуи пожилых женщин и мужчин. Морщинистыми дрожащими руками одна старуха держала наготове платок, которым накрыла волосы невестки. Затем вся встречающая толпа повернула к юрте байбише Умит, и повела невестку к свекрови. Молбала переступила порог юрты, и мать жениха, ожидающая ее с нетерпением и волнением, держа наготове в руках ложку с маслом, с молитвой в устах, поднесла ложку к огню, затем ладони макнула в масло и провела по лбу невестки, поцеловала, причитая добрые пожелания. Уставшая с дороги и всех положенных обрядов, от духоты и шума в юрте, Молбала еле стояла, окруженная старушками, каждая из которых старалась сделать что-нибудь из обычая сватовства, считая это своим священным долгом. Одна из старушек бросила в огонь очага кусок бараньего жира, причитая положенные обряду слова, от резкого шипения и дыма которого Молбала вздрогнула и отшатнулась. Закружилась голова, затошнило. Меж тем гул и многоголосье стояли в юрте и за юртой. Кто с интересом, кто оценивающе, кто праздно, кто с простым любопытством, кто на что горазд, разглядывали невесту: среднего роста, худенькая, с тонкими ногами и руками, с длинными тонкими пальцами, с еще несформировавшимся юным телом, светлое узкое чуть длинноватое лицо, небольшие миловидные карие глаза, над ними брови дугой. На руках и пальцах серебряные браслеты и колечки разных форм, в ушах длинные серебряные серьги с позолотой. Тонкие темно-каштановые волосы сплетены вперемежку с медными и серебряными монетами в длинную звенящую косу, чистое опрятное дорогое шелковое платье до пят, поверх расшитый красный бархатный камзол – весь вид аккуратный, опрятный. На глаза бросается ее любовь к украшениям и чистоте. Держится тихо и спокойно. В ней чувствуется смущения малость, скромность. Слабая, чуть заметная улыбка, и пытливо-любознательный, с примесью удивления взгляд выдавал ее совсем еще юный возраст. Некоторые жалостливо кивали головой и охали, меж собой тихо перешептываясь: «слишком юная», «несозревший плод». Зоркий взгляд Валихан бая и привычка за всем наблюдать не утаили от него ребячество детей, и пересуды аульчан. В первый же день приезда он дал указание байбише, маме Аскарбека, взять невестку «под свое крыло». Сам Валихан жил в юрте токал 36 36 Токал – младшая жена , младшей жены.

Для своих аульчан накрыли столы, установили алтыбакан, провели небольшие игры состязания, молодежь гуляла и веселилась. Народ между собой тихо перешептывался: почему так быстро забрали невестку? Почему большой той не объявили, гостей не пригласили? Что за спешка? Может невеста беременна? Если и так, юрту молодым новую белоснежную не установили, невесту держат в юрте свекрови. Ладно бы, если бы они были бедными и приданого не было, на нет и суда нет, а так есть же у них все. И приданое богатое прибыло следом, невеста из уважаемой богатой семьи. Все в приданом есть для установки новой белой юрты для молодоженов и для внутреннего убранства. Однако же Валихан бай все делал как-то не обычно. Вдобавок, на третий день небольшого празднества, последний обряд родители жениха не провели: когда молодым застилают постель в отдельной их юрте и оставляют наедине. Перешептывания участились. Народ любопытствовал и раздражался от скрытности бая, и все ждал объяснения. Наконец, Валихан объявил, свадьба назначена на следующее лето, а сейчас пусть старейшины аулов готовятся к поездке на съезд в Баканас. Такое объяснение не удовлетворило народ, и еще несколько дней пересуды в аулах продолжались про необычное сватовство, про скрытность бая, про выгодную партию, невесту с богатым приданым, про то, что юную невесту забрали из отчего дома, а живет она со свекровью, и про то, что жених с невестой все еще не осознали и не повзрослели. Были среди аульчан и те, кто списывал все это на скупость бая, не пожелавшего тратиться на свадебный той, как бы нелепо это не звучало, ибо богатая уважаемая семья невесты не позволила бы без веской причины так спешно, скромно и тихо выдать дочь.