Марина Зайцева - Ледяной ксилофон. Проза XXI века

Спустя два года, уже живя и учась в другой школе, Лера не только услышала, но и увидела своими глазами эту пластинку. На её чёрном блестящем поле с едва заметным множеством бороздок, с красным кругом с отверстием в центре, надпись золотыми буквами сообщала: «Апрелевский завод. Душещипательное танго. 78 об/мин.». И ещё много-много какого-то текста – мельчайшими буквами – без увеличительного стекла не разобрать…

Лера зачем-то несколько раз поднесла пластинку к своим глазам – словно навсегда крепко хотела запомнить её правильное название: «Душещипательное танго». Вспомнив свою давнюю – где-то в прошлой, словно из нереального сна жизни, – первую в жизни победу в викторине на день молодёжи в маленьком клубе лесоучастка, и конфуз, связанный с «душещипательным танго», она тихонько засмеялась.

Двенадцатилетнюю девчонку Леру, убежавшую из дома месяц назад, привёз из областного детского приёмника сопровождающий и сдал в поселковое отделение милиции. Ему надо было везти в другой город в детский дом ещё троих мальчишек. Ей же – ехать домой, совсем в другую сторону, в лесной посёлок, который находился как раз в этом районе. Дело было уже к вечеру. Он сдал девчонку дежурному отдела под расписку и указал адрес, куда её надо доставить.

Молодой милиционер – звали его Саша, знал эту девчонку. Её уже привозили сюда в прошлом году. И вот – опять она здесь. Тогда она, ночуя на улице, прямо на траве, на опушке леска, примыкавшего к посёлку, недалеко от её дома, сильно продрогла под утро от обильной холодной августовской росы. Чтобы согреться, она поискала глазами вокруг, чем бы накрыться. В предрассветном сереющем утре увидела недалеко от себя на верёвке сушившееся бельё и одеяло.

Недолго думая, она на четвереньках подкралась к одеялу и быстро сдёрнула его с верёвки. Одеяло было байковое, слегка влажное: то ли от ночной росы, то ли ещё не успело высохнуть с вечера. Но девчонка была рада и этому. Она быстро закуталась в него и, воровато оглядываясь – не видит ли кто – согнувшись, побежала к леску. Там нашла заросли погуще, забралась в них и, свернувшись комочком, согрелась и крепко уснула.

У неё не было намерения красть это одеяло. Но раз теперь так случилось, не бросать же его где попало. Да и потом ведь ещё где-то придётся ночевать… А ночи здесь, как сделала она не очень радостное открытие, под утро очень холодные.

Девчонка жила в семь тётки – родной сестры по матери. Она опять провинилась перед тёткой и её мужем. Все её провинности заключались в том, что плохо следила за двумя детьми тётки, которые были младше её. Что упустила на плите молоко для каши, что не вовремя постирала их мокрые штаны…

И вообще, что строптива, упряма и слишком независима. Нет, чтобы быть тихой, покорной, послушной – быть благодарной, что тебя приютили, а не сдали в детдом. И вообще, что была здесь лишней, никому не нужной. Мать у неё заболела и умерла три года назад. Но в детский дом ее почему-то не сдали. Может, потому что девчонка получала за мать приличную пенсию…

Когда ей доставалось от тётки прутом или свёрнутым вдвое ремнём – это она ещё как-то терпела. А вот когда тёткин муж пытался поднимать на неё руку – уже было слишком! Этого её независимая натура терпеть никак не могла. Оттолкнув его и грубо огрызнувшись, она убегала подальше и надолго – лишь бы не видеть его противную ненавистную, вечно пьяную рожу.

Постоянный, промах, который она совершала, состоял в том, что она никогда не успевала взять с собой хлеба. Ведь её побеги были не запланированными и неожиданными. Девчонка научилась терпеть голод по нескольку дней. Летом было хорошо. Тогда она ела ягоды, орехи, знала, какие съедобные грибы можно есть. А воды в ручьях и речках тоже всегда было вдоволь – где она пила и купалась. Возвращалась домой она лишь тогда, когда становилось совсем невмоготу от голода. Когда как-то сама собой притуплялась боль от несправедливо причинённой обиды.

* * *

На третий день ее выследили-таки в соседнем лесу вездесущие местные мальчишки. Она попыталась от них убежать, но ей было жалко бросить одеяло. Краем сознания она понимала, что оно чужое, и его надо будет вернуть. Конечно, тягаться в скорости с ними, держа на плечах одеяло, она не могла. И, наконец, под победное улюлюканье и крики их злорадной своры:

– Воровка! Воровка! – Была припёрта спиной к мохнатой старой ели. Лера, окружённая плотным кольцом из шести бдительных сверстников, посрамлённая, с понурой головой – по-прежнему держа на плечах злополучное одеяло, – медленно плелась к посёлку, где её уже ждала разъярённая тётка со свёрнутым вдвое ремнём в руке, и толпа соседей по бараку. У кого-то из них она ещё позавчерашней ночью стащила с верёвки одеяло.

Тётка хотела, как всегда, совершить экзекуцию, над преступницей, но сделать ей этого как раз не дала хозяйка украденного одеяла. Она хотела просто забрать его – раз вещь нашлась, и закончить всё дело миром. Но тётка не отдала одеяло, сказала, что сама отведёт воровку в поселковое отделение милиции. Но как вещественное доказательство возьмёт его с собой.

И процессия во главе с тёткой, с воровкой, державшей, под мышкой злополучное одеяло и шестерых мальчишек-свидетелей, продолжающих её охранять – чтобы вдруг снова не сбежала – двинулась по дороге через весь посёлок в сторону милиции. Её повели намеренно по людным улицам – чтобы весь народ видел и сурово осуждал воровку.

Местные сотрудники отдела очень удивились, что родная тетя сама привела племянницу сдавать в милицию. Разбирались недолго. Выслушали суть дела и свидетелей.

У девчонки взяли объяснение. Но были озадачены тем, что отсутствует потерпевшая сторона. А это значит, что нет претензий к девчонке, и что это всё это – самодеятельность.

Пацанам велели покинуть дежурную часть и бежать домой – нечего детям лишний раз здесь торчать. А с тёткой провели строгую беседу за плохой пригляд за ребёнком: были хорошо наслышаны об этой семейке…

«Дело» заводить не стали – зачем им лишняя морока с глупой малолеткой. Одеяло, как «вещдок», тоже регистрировать не стали: велели вернуть хозяевам – раз они сами не пришли за ним.

Ещё два раза Лера попыталась убежать из дома зимой.

Один раз спряталась на чужом сеновале. Там провела два дня. Её чуть не запорола вилами хозяйка, которая, ни о чём не подозревая, решила сбросить сено корове. Сначала она натыкала на вилы сено в стороне. Потом перешла к месту, где лежала на спине, поджав ноги к животу и, молча сжавшись от страха, девочка. Хозяйка сеновала ткнула вилами чуть рядом. А потом – прямо над ней!

Лера услышала шорох сухого сена от вил прямо над своей грудью. Она даже зажмурилась, ожидая следующего укола вилами. И… молчала. К её счастью, хозяйка, очевидно, решила, что скинула сена достаточно. Девочка слышала, как она слезала вниз, скрипя лестницей и потом в хлеву кидала вилами сено корове в кормушку.