Марина Зайцева - Ледяной ксилофон. Проза XXI века

С этого обидного слова в тот день всё и началось. Стояла середина сентября – самый разгар нового учебного года. Но именно в это время учащихся уже с пятого класса посылали в помощь местному совхозу убирать урожай. Когда их шестой класс во главе с воспитательницей Тамарой Васильевной в десять утра прибыл на совхозное поле, она велела всем поделиться на звенья по трое – девочки с девочками, мальчики с мальчиками (как маленькие дети…) – чтобы соревноваться. Машка насупилась. Ей хотелось в звено, где были её приятели Славка и Женька, но воспитательница строго посмотрела на неё и велела работать с Риммой и Валей – лучшими ученицами класса, наверное, чтобы они своим примером положительно влияли на Машку.

В их классе Римма появилась примерно за неделю до нового учебного года, её перевели сюда из другого интерната. Её отца – главного инженера крупного лесопромышленного предприятия несколько лет назад забрали ночью. Мама умерла. Они с сестрой оказались в детском доме. После освобождения и второго брака отец забрал детей в новую семью. Но для мачехи девочки оказались лишними…

Римма была полной противоположностью Машки – рыжеволосой, стриженной под мальчишку, да ещё намеренно щурившейся – из-за плохого зрения и чтобы скрыть косоглазие. Увидев Римму впервые, Машка про себя ахнула. Это была она, та самая, н а с т о я щ а я д е в о ч к а, – из давно увиденной в далёком посёлке книжки «Первоклассница»! Тоненькая, хрупкая, изящная, с короткими – чуть ниже мочки ушей – гладко зачёсанными назад светло-русыми волосами, скреплёнными простой металлической заколкой. Вроде и не совсем похожа, – но всё равно она поразительно напоминала Машке ту девочку.

Лицо Риммы, худощавое, немного скуластое, с широким узким ртом, с носом «туфелькой», было бы вполне заурядным, если бы не её необыкновенные, редкого оттенка, большие, глубокие, густо-синие, неуловимо меняющиеся и принимающие другой оттенок – с каким-то свинцовым отливом, как море в ненастье глаза, под тёмными бровками с изломом. Они невольно притягивали к себе взгляд. Машку на миг кольнуло смутное, похожее на зависть, чувство. Смотрела Римма на всех немного исподлобья, не очень приветливо, разговаривала с некоторой заносчивостью.

У Риммы с Машкой уже с первого дня её появления в интернате дружеских отношений не сложилось. Когда Машка появилась в комнате, они разом примолкли, – похоже, говорили о ней. Увидев в спальне новенькую, возле которой уже крутились и что-то увлечённо щебетали две девочки, Света и Люба, Машка подошла к девочке познакомиться, но… натолкнулась на молчаливый ироничный, оценивающий взгляд новенькой, что её непривычно смутило.

– Маша… – первой представилась она.

– Римма… – как будто бы нехотя ответила новенькая.

«Воображала! Зазнайка!» – От этого первого знакомства с ней Машка ощутила лишь непонятную неловкость и разочарование.

Со временем отношения Римки и Машки превратились в плохо скрываемую неприязнь и нередко переходили в словесные перепалки. Более непохожих людей трудно было найти. Но и скрытого сходства в их натурах по мере сосуществования обнаруживалось немало.

Они были как два однополярных магнита, которые неизменно отталкивались, совпадая положительными полюсами. Римма всегда стремилась быть в центре внимания и хотела, чтобы её мнение было решающим. А Машке с её вольнолюбивой натурой такое положение вещей категорически не нравилось. Обе хорошо учились. Но Римма по всем предметам всё же шла ровно: на четыре и пять. И была более склонна к «изящным искусствам»: музыке, танцам, балету. Наверное, это у неё было фамильное. Ведь её дядя был артистом ленинградской филармонии, чем Римма очень гордилась. А ещё она хорошо декламировала стихи. Машка до сих пор помнит, как Римма на уроке литературы читала наизусть поэму А. Некрасова «Русские женщины». Тогда она с восхищением слушала Римму и любовалась ею.

А Маша была склонна и к гуманитарным, и к естественным предметам – любила историю, литературу, зоологию, химию. Но у неё были «натянутые отношения» с немецким и математикой – «в силу педагогической запущенности» у Маши часто проскальзывали тройки… Но зато она понимала и просто обожала, физику и биологию. Две эти девочки всегда были на виду, участвовали во всевозможных школьных конкурсах и мероприятиях. Но Римма была более собранная и организованная, – поэтому часто по отметкам превосходила Машку. Та широко разбрасывалась в своих интересах – нередко в ущерб учёбе. Между ними надолго установилось какое-то стихийное, неосознанное соперничество. Начитанные и развитые, обе всегда имели на всё своё мнение и разные точки зрения. Любя одни и те же ценности, они ревниво оспаривали на них своё первенство.

Их несходство заключалось даже в том, что Маша любила скрипку, а Римма – фортепиано. Больше в этом старалась преуспеть Римма. Может быть, потому что у них была разница в возрасте – на полтора года Римма моложе Машки – и обе всегда хотели самоутвердиться в глазах одноклассников. Но до низменных драк у них дело никогда не доходило.

До перерыва на отдых Машка работала хорошо, но без настроения и всё поглядывала в ту сторону, где весело работало Славкино звено. Римка и Валька, воодушевлённые поручением воспитателя, иногда покрикивали на Машку, когда та, как им казалось, очень долго отдыхала или, остановившись, смотрела, как на соседнем участке резвятся мальчишки, кидаясь картошкой, хохоча и увёртываясь от увесистых клубней. Это вызывало у неё зависть и выводило из себя. И она решила, что всё равно перейдёт в Славкино звено.

После перерыва Машка стала собирать картошку вместе со Славкой и Женькой, так как третьего члена их звена – Витьку, совхозный бригадир поставил на транспортёрную ленту сортировать клубни. Римка и Валька остались вдвоём, и работа у них замедлилась. Девчонки подошли к Машке и велели идти на своё рабочее место. На что та ответила, что ей и здесь хорошо и что они ей не указ, а она им не поданная и не батрачка. Римка и Валька, конечно, такого предательства ей простить не могли. Они издали ехидно насмехались над ней, бросали обидные реплики. Машка усиленно делала вид, что ничего не замечает, и продолжала работать в звене с мальчишками.

Тем временем Тамара Васильевна объявила долгожданный большой перерыв на обед. Ребята и девчонки, побросав на межах мешки и вёдра, помчались к полевой кухне. Все выстроились в ряд, чтобы помыть руки. Несколько девочек, чтобы ускорить этот процесс, сливали всем на руки из стеклянных банок и жестяного ковша, а потом вытирали руки чистыми «вафельными» полотенцами. Машка обедала с мальчишками и демонстративно не смотрела в сторону своего бывшего звена. А после еды все сгрудились у костра, который уже успел разжечь Славка. Кто-то пытался сунуть в костёр картошку, чтобы испечь её в горячей золе. Тут к Машке подошла Римка и – ни с того ни с сего – ляпнула во всеуслышание: