Владислав Корнейчук - Тень Ельцина. Книга содержит нормативную лексику
- Название:Тень Ельцина. Книга содержит нормативную лексику
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:9785005198594
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владислав Корнейчук - Тень Ельцина. Книга содержит нормативную лексику краткое содержание
Тень Ельцина. Книга содержит нормативную лексику - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Приехав в Москву после окончания школы в Пскове, Дмитрий поменял адресов не меньше, чем Моцарт в Вене. Ареал обитания иногороднего артиста в то время был – от коммуналки над Елисеевским магазином до девятиэтажки на окраине Люберец. Даже во временно пустовавшем загородном доме Татьяны Артемовны довелось померзнуть: стояла поздняя осень, а дров народная артистка СССР не завезла… В общем, натерпелся Облаков в ожидании больших ролей.
ГИТИС Дмитрий окончил, когда уже никакого распределения и в помине не было. Во времена Советского Союза выпускники вузов в Москве, Ленинграде и республиканских столицах возмущались: оканчиваешь вуз, но если московского, ленинградского (далее по списку) штампа в паспорте нет, то поезжай в Омск, Саратов, Астрахань трудиться в местном театре. Мало кто с легким сердцем отправлялся служить на периферию.
Послевузовское распределение либералы с демократами ликвидировали. Не хочешь в Омск – не надо. Но только в столицах тебе никто ничего не обязан предоставлять. И в другой город, если хочешь, можешь разве что на свой страх и риск ехать.
Получив диплом «актера драматического театра и кино», Облаков не сразу придумал, что с ним и с собой делать. Шел 94-й год. Дмитрий ходил на актерские кастинги, а однажды на платформе пригородного сообщения увидел своего однокурсника. Тот крутился среди зевак, наблюдающих за манипулирующим наперстками и шариком крепышом.
Гриша Гусинкин подмигнул Облакову и продиктовал семь цифр домашнего номера.
─ Звякни мне вечером, Димастый! – по-свойски крикнул он коллеге-артисту, устремившись к подошедшей электричке.
─ Зарплата в театре – сам понимаешь, – сказал вечером Дмитрию по телефону ассистент подмосковного наперсточника. – Подрабатываю. Не только на жизнь, но и на такси хватает.
Два раза в неделю Гусинкин становился в своем театре Кушать Подано, а в свободное от «основной работы» время изображал зеваку или «азартного Парамошу».
─ Штабных мест, – спросил Облаков актера-шулера, с которым когда-то учился в ГИТИСе, имея в виду место в штате, – у вас там не предвидится?
─ Разве что в «группе поддержки».
Облаков тогда был еще полон артистических амбиций. Шестнадцать лет назад, в 94-м, в возрасте двадцати одного года, он, конечно, еще верил в то, что станет, если не великим, то известным, актером театра и кино. А пока жил более чем скромно – макароны, чай, «Пегас»…
Крылатый конь, как известно из древнегреческой мифологии, был любимцем муз. «Любимец муз» Дмитрий Облаков предпочитал эти сигареты всего лишь за дешевизну и постоянное присутствие в ассортименте ближайшего ларька.
Он и после встречи с Гусинкиным продолжал посещать актерские кастинги и через несколько месяцев снялся в эпизоде «Ночной бабочки», ставшей одним из лидеров проката. Потом пошли всякие телесериалы и разная реклама, жизнь у московских актеров к началу нулевых немного наладилась.
Дмитрий увидел и вытащил из пластмассового пакета старую записную книжку, которую вел еще в старших классах и какое-то время в театральном институте. Повертел в руках, раскрыл. «Просто выкинуть? А ведь некоторые шестизначные номера телефонов, скорее всего, актуальны. Можно позвонить в свое псковское детство – Шурику или Оксанке…»
В подаренной и даже подписанной отцом, маленькой – семь на двенадцать – книжке со страницами в клеточку Облаков обнаружил массу поистине исторических записей.
С какого-то момента начинались уже московские семизначные номера.
Обнаружилось много следов культпоходов, все больше по театрам:
«Суббота, 2 октября – Ленком, „Sorry“, 19:00».
«Четверг, 6 декабря – Большой театр, „Лебединое озеро“, 19:00».
В начале 91-го, после зимней сессии, запись:
«Позвонить Юле, 499-…»
«А ведь Юля, – вспомнил Облаков, – это та самая Юля. Из кордебалета. А телефона Светы почему-то нет…»
Обнаружился номер комнаты находившегося в высотке на Ленгорах общежития, где жила бельгийка Жозиана. Эта информация относилась уже к 92-му году. Много чего, конечно, записная книжка не отражала.
Облаков, бросив взгляд на покрытую толстым слоем пыли репродукцию известной картины Рубенса «Союз Земли и Воды» (похоже, Галина Семеновна завесила шедевром какое-то уж слишком большое пятно на обоях), громко пошутил:
─ Прямо как мы с Юлькой!
Облаков гоготнул (словно подросток, стесняющийся полового созревания).
Листая дальше книжечку в зеленой обложке, Облаков на одной из страниц обнаружил стихи собственного сочинения:
Она прекрасна, я ж убог,
И если б это видел Бог,
То по Тверской, где шла она,
Навстречу б Бог послал меня…
Облаков обеими ладонями сильно потер лоб.
─ Ну и стишата я писал! – актер, ужаснувшись собственной лирике (написано в восемнадцать лет), отложил записную книжку в кучу, которую он увозил в Ниццу в одном из двух чемоданов.
Посадочный талон рейса Москва – Нью-Йорк…
Номер выхода в международном терминале аэропорта, который тогда еще назывался «Шереметьево-2», место в «боинге» – возле окна.
«Ночная бабочка» с успехом шла на экранах США и Канады, для участия в телешоу пригласили актеров не только первого, но и второго плана. Самая первая поездка за границу, самый первый в жизни международный перелет. Неужели просто взять и выбросить посадочный талон?
«Много места не займет», – подумал Дмитрий и сунул прямоугольный кусочек плотной бумаги в сборник пьес Теннеси Уильямса – тот оказался в финале «Ночи игуаны».
Несколько лет назад Дмитрий вознамерился стать драматургом. Осталось от этого печального опыта к моменту отъезда одно лишь слабое нежелание выбрасывать книгу американского автора.
Он понимал: традиционной аристотелевской драмой заявить о себе неизвестному литератору почти невозможно. Несколько бессонных люберецких ночей – и Облаков написал экспериментально-депрессивную пьесу «Луна и дерьмо». Название навевало ассоциации с Моэмом и Гогеном, что представлялось Дмитрию скорее плюсом.
Персонажи его пьесы сыпали матом, курили, изображали нервяк. Был момент, когда актеры даже плевали в зрителей. Все четверо, словно по команде. Это при том, что людей в зале собралось бы, скорее всего, меньше, чем на сцене. Одна из героинь в финале спектакля кидала публике собственный лифчик и надрывно кричала:
─ Когда ж вы уже сможете понять женщину?!
Облаков планировал покорить жюри «Золотой закваски». Как минимум, его женскую часть. Но ставить эту пьесу не захотел почему-то даже театр «Чпок», где мат и плевки были обычным делом.
Все, что у Облакова реально наличествовало в активе, – безрадостная актерская поденщина. А ведь как хорошо все начиналось…
Июнь 1990 года.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: