Владислав Корнейчук - Тень Ельцина. Книга содержит нормативную лексику

─ Пройдите в комнату номер…

Прослушивание. Первый тур. В коридорах столпотворение. По пять человек запускают, внутри преподаватель предлагает прочесть заготовленное – стих, басню, отрывок прозы.

Облаков совершенно не планировал вот так, с бухты-барахты… «Может, – пронеслось у него в голове, – Дашка уже пришла?» Хотелось сбежать, но гордость этому противилась. Облаков шел по коридору и думал: «Сейчас меня завернут. Да еще добавят, что с такими способностями мне место в макароно-сверлильном…»

Оказавшись среди абитуриентов (ноги сами принесли к нужной двери), он стоял и думал: «Прочитаю „Брожу ли я…“ Пушкина и отрывок „Стеклянного зверинца“ Теннеси Уильямса, а басня, может, и не понадобится…»

«Я теперь в банде у Хогана, мама, – наемный убийца, таскаю автомат в футляре от скрипки!..» – Облаков стал про себя репетировать запомнившийся яркий монолог.

Подумал: «Дашка, в своем сарафанчике а-ля Дженис Джоплин, скорее всего, уже пришла. Села под Гоголем на теплый отполированный постамент и ждет…»

Пригласили войти. Он и еще два парня и две девушки, пропуская друг друга, создав толкучку в проходе, ввалились в залитую солнцем абсолютно пустую – за столом какой-то мужик и все – аудиторию.

«Сейчас кого-нибудь вызовут, – подумал Облаков, – послушаем…»

─ Облаков!

Его анкета оказалась сверху.

Пол под ногами качнулся. Дима совладал с качкой, подошел к столу, за которым сидел преподаватель, похожий на сошедшего с ума немецкого философа Фридриха Ницше.

─ Становитесь там, – преподаватель указал на одинокий венский стул у противоположной стены. – Что у вас?

─ Пушкин.

─ Давайте.

─ Стихотворение представляет собой философское размышление над тридцатилетним итогом жизни поэта, – блеснул эрудицией Облаков, потерев пальцем старую облупившуюся краску венского стула.

─ Ну, хорошо, хорошо, читайте.

Было уже два часа дня. Толпы трентиньянов, мордюковых, рурков, жирардо и прочих крамаровых здорово утомили Ницше.

Голос Облакова зазвучал необычно для него самого, неестественно звонко. Диме показалось: когда он начал, Ницше удивленно нахмурился…

Брожу ли я вдоль улиц шумных…

Взгляды Ницше, будущих звезд театра и кино, а также тревожная тишина – все это страшно нервировало, но Облаков мужественно декламировал.

Закончив, осмелился взглянуть туда, откуда за ним наблюдал все это время Ницше.

Тот отмахнулся от мухи и попросил:

─ Читайте басню.

─ Лучше, – замялся Дмитрий, – я отрывок пьесы прочту.

─ Почему басню не хотите?

─ Не подготовил.

─ Придете еще раз, с басней.

Облаков пришел.

Более того, он стал студентом ГИТИСа.

Как чувствует себя юноша, поступивший, при конкурсе двести человек на место, в престижный столичный вуз на актерский факультет?

Он пребывает в состоянии эйфории.

Диме Облакову долго еще казалось странным, что он ездит по городу на метро, а в Псков – в плацкартном вагоне, что Моссовет не выделил ему лимузин и квартиру над книжным магазином «Москва». Он бы не поверил предсказанию, что через несколько лет, и даже двадцать лет спустя, на театральной сцене ему придется регулярно зычным голосом констатировать факт:

─ Вам письмо!

─ Учеба на историка или артиста, тусовки, даже книги в большинстве своем… Все это – колесо перевоплощений, – услышал Облаков от Дарьи, когда они ранней осенью сидели на Тверском бульваре возле двухсотлетнего дуба.

На Гауе, проведя вместо запланированной недели целых шесть, Даша познакомилась с поклонниками Сиддхартхи Гаутамы.

─ Сансара – это мир страданий, – говорила она Облакову.

─ И что, вообще никаких удовольствий нет в жизни? – сомневался Облаков.

─ Нам может казаться, что есть приятные эмоции. Чем бы тут все нам ни казалось, мы, пока не достигли просветления, обречены крутиться в колесе сансары, перевоплощаться…

Подружка щелкнула зажигалкой, прикурила сигарету. Ее слова плохо сочетались с тем, как она затягивалась, и медленно, задерживая в легких, выпускала дым. К тому же новоиспеченный москвич был совершенно не против того, чтобы крутиться, суетиться, жить полной, как ему казалось, жизнью. На занятиях в ГИТИСе, после – в общежитии «на Трифанах», между этими пунктами – на улицах Москвы сложно заскучать приехавшему из Пскова еще очень молодому человеку.

Конечно, быт любой советско-постсоветской общаги назвать комфортным сложно. Кто-то хочет спать, кому-то приспичило готовиться к экзамену… Кто-то, по случаю дня рождения, купил десять трехлитровых банок разбавленного пива и пару подтухших копченых рыбин: раньше четырех утра не заснешь! Пришел из института, надо готовиться к завтрашнему экзамену, а в твоей комнате местный Франсуа Вийон по прозвищу Магарыч заперся с какой-то теткой из трамвайного депо. Но разве все это умаляет общий праздник состояния «студент – Москва – общага»?

С Дашкой после того разговора под дубом виделись один раз, когда случайно столкнулись на Моховой в середине девяностых. Дарья сказала, что недавно приехала из Непала. Дмитрий – что надо «нормально встретиться». Как это в современной Москве водится, так и не встретились.

Облаков принялся рвать сохраненные им зачем-то справки, удостоверяющие его временную регистрацию в Москве.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.