Андрей Титов - У-мир-рай

– Мне кажется не надо с актёров начинать, – неожиданно для себя возразил Серёга. – Слепой раскусить может. Я же говорю, там что-то есть.

– Опять кто-то «Секретные материалы» на ночь смотрел, – сморщился в сторону Серёги шеф. – Все ваши туфтоделы не могут угадать, в какой руке арбуз спрятан! Умудряются пукнуть в воздух и промахнуться, а ты говоришь… Кстати, как там зовут твоего слепого?

– Антонином.

– Так и знал, что Паригорием, – шеф привык передёргивать замысловатые имена гостей программы и делал это с удовольствием, – смешной денёк будет: сначала запись Стефана Громкопопуло, потом Антонина, наверняка, Тихоструева. Откуда вы эти лингвистические рудименты выискиваете, тени забытых предков?

– Стефана зовут Григоропопуло, – поправил начальника коллега Серёги. Он также предлагал гостей на программу: с этой недели вышел из отпуска, и вот, оказывается, сразу же с готовым героем. Прыткий. Умудрился к тому же, чтоб обсуждение вокруг его гостя на скорую руку прошло. Серёга задержался-то всего на четверть часа, а уже ни о каком Стефане речь на летучке не велась. Интересно, чем он так заинтриговал шефа, что сомнений по герою не возникло?

– Посмотрим ещё: как и чем он у тебя «популо», – будто зачуяв Серёгино недоумение, шеф решил доразобраться с первым героем, – какие места он будет мазать своим скипидаром – это-то ты хоть знаешь?

Серёга поперхнулся – «скипидаром лечит… на пару эфиров растянуть можно». С ним случился «эффект Инны Леонидовны», когда хватало необдуманности, для того чтобы начать фразу, и доставало осторожности, чтобы её так и не закончить:

– Вы знаете, мой слепой именно про это…

– Сочинил либретто, – привычно застихотворил неоконченную мысль Серёги шеф. – Как с писаной торбой носятся со своими кармическими утырками! Оставьте эти ахи-взохи для бабусек, что смотрят программу. Для вас эти ребята просто рабочий материал. Из него рейтинг лепится.

– Но что, если, – взволнованно и споро, боясь, что её остановят, вклинилась в разговор Инна Леонидовна, – что, если один из этих утырков, один из тысячи, из сотни тысяч, прав? Я так, когда думаю об этом…

Здесь решительность тётеньки режиссёра закончить свою мысль окончательно угасла. Но всё-таки фурор ей произвести удалось. Все оглянулись с недоумением. Возможно, если б заговорил электрочайник, присутствовавших это удивило бы меньше. А Серёге припомнилось «…баба одна, молчит всё время. Её и слушать надо» . Да, что ж за совпадения?! Оцепенелость коллег снял шеф-редактор:

– Вот это первое чудо, которое случилось у нас на программе! Глухие видят! Слепые ходят! Инна Леонидовна говорит! Инаугурационная речь Валаамовой ослицы! Вместо того, чтоб языки чесать, лучше бы за сценарии программ принялись. К вечеру чтоб были готовы! А наша болтушка, – и пальцем на Инну Леонидовну, – над анонсирующим роликом пускай трудится. Ну что, по серьгам получили? За работу, сёстры!

Для шефа всегда самым надёжным методом выхода из непонятной ситуации было разогнать всех по рабочим местам. Так случилось и на этот раз. Все за свои столы расселись, в компьютеры клювами уткнулись: кто пасьянсы раскладывает, кто в Интернете озорничает – деятельность редакции становилась видимой для начальства.

Интернет, кофе, пасьянсы, немного текста пописать – ощущение заурядного офиса. Просто специфика своя – НИИЧаВо времён суверенной демократии, чародейства next. Вот и опять на специфике этой прокололись – ведущий мазь на собачьей слюне разлил, на всю комнату воняет. Решили помещение проветрить. На это время кто в кафе, кто курить, кто по офисам других программ, а Серёга решил сходить за кумысом. Не то что с похмелья, просто, было дело, на одну из программ казахского лекаря приводил – тот очень убедительно про целебные свойства кобыльего молока рассказывал. Алкоголя почти не содержит, бензоатом натрия не порчен, бодрости придаёт – что ещё надо, чтоб достойно встретить рабочий полдень? Благо и молочный магазин поблизости – только перекрёсток перейти. Правда, его, вроде, закрывать собирались, но пока суть да дело… В общем, накинул пуховик свой синий, поверху зенитовский шарф – и за порцией кисло-молочной свежести.

Перекрёсток миновал, на магазин свой любимый глянул – так и есть, уже вывеску меняют. С козырька магазина пара рабочих весёлую Бурёнку отцепляют, внизу ещё пара – стремянку устанавливают. Но люди из магазина вроде бы выходят, есть смысл до крыльца добежать, глянуть. И побежал было, но…

– Семён! Семён!!! – сзади кто-то истошно закричал.

Сергей обернулся. Что-то смутно припоминаемое заставило обернуться. Какая-то незнакомая женщина, торопясь, шла ему навстречу, а за два шага до него растерянно остановилась:

– Ой, извините. Просто и курточка, и шарф – всё похоже. Извините, спутала.

– Сергей! – ещё один крик, истошней, опять из-за спины, со стороны магазина. И грохот вслед крику. И крик превращается в вопль. И вопль рвёт небо в клочья:

– Серё-ё-ё-ё-жа!!!

Лицо женщины напротив перекосило, прикрыла ладонью приоткрывшийся рот. Какой-то мужчина реактивно вперёд подался, пакет из рук выпал. Пенсионерка перекрестилась, не выпуская из рук газеты. Ещё грохот сзади. Серёга повернулся в сторону магазинного крыльца, куда он чуть-чуть не дошёл. Поворачивался, не думая. Мысль вытеснялась множеством звуков. Железный остов весёлой Бурёнки, только что висевшей над крыльцом лежал на земле. Окровавлен. Рядом тело, верхняя его часть придавлена вывеской. Девчонка рядом с вывеской, зачем-то тело за рукав дёргает:

– Серё-ё-ё-ё-жа!!!

Из магазина выбежал охранник, что-то говорит рабочему возле упавшей стремянки. Вместе идут к вывеске, начинают её стаскивать с тела. Не стаскивают, почти волокут. Наверняка, всё это неправильно, не так надо. «Где чинят, там и рушится» . Края вывески в крови, и улыбка у Бурёнки алым забрызгана. «Бойся коровы, молока не дающей». После того, как железную пластину отнесли, стал виден погибший. Что погибший, ясно сразу. На пол-лица кровавая мяша.

– Серё-ё-ё-ё-жа!!! – молодая девчонка перед трупом, платок сбился, волосы уже разметались.

«Сергей не спасётся…». И девчонка молодая, и погибший парень, видимо, её ровесник. Рэперские штаны, модные кроссовки, футболка из под куртки топорщится, дальше не видно – в крови. И ручеёк от парня, алый ручеёк мешается с уличной грязью; всё черней становится, всё тягучей. И к ногам подползает. Серёга ещё секунду посмотрел непонимающе и вдруг сорвался, побежал. По пути с женщиной столкнулся, которая его Семёном окликнула – и дальше понёсся. Ещё люди, ещё толчея – дальше. Светофор, жёлтый цвет – дальше! Перебегает дорогу, машины тормозят, ругань – дальше! Прочь! – не видеть, не думать, не понимать! Около телекомпании остановился, пара мужиков стояли возле входа, курили, вроде бы знакомые.