Таня Сербиянова - Принцессы перестройки. Экстремально о девушках девяностых

Поэтому они очень быстро на этой почве спелись. Правда первый шаг к такому сближению сделала все-таки она. А ведь как это произошло?

Матери работали, а мы, их непутевые дочери вовсе не собирались быть паиньками, как того им хотелось. Наоборот, мы только делали вид, что слушаемся и все что нам адресовалось, что мы выполняли. Сейчас! А как же наша вольница-воля? Мы ее не собирались некому уступать!

К тому же как только мать на работу и за порог, так вот я свободная! Делай, что душе угодно, чем хочешь, тем и занимайся. Одной как-то не особенно было весело, да и проказничать вдвоем было интереснее. Поэтому я, как только мать к выходу, уже слышу, как она в лифте спускается, начинаю подавать наш условный сигнал своей подруге.

Стукну разик по батарее и жду ответного стука. Если ее мать еще дома, то она не отвечает, ну а если уже ее мать тоже в поиск работы, то подруга свободна, тогда только и слышно, как радостно она начинает колотить в батарею центрального отопления.

Стук, стук, стук. Мол, я тоже свободна!

Поначалу мы с ней так перестукивались для того, чтобы вместе ходить в школу. А потом уже только по делу. Это когда мне или ей приходили более продвинутые идеи, нежели на уроках в школе сидеть и париться. И тогда…

Стук, стук, стук. Считаю ее удары.

Это потому что каждая серия ударов имела для нас свое обозначение. Три раза подряд, это она сообщала, что скоро придет ко мне, а пять ударов, это то, что надо мне к ней спускаться, и тогда мы уже с ней будем шкодить в ее квартире.

Телефонов-то еще мобильных не было, а стационарный, тогда считался среди наших семей роскошью.

Стук, стук, стук! Ага, сейчас ко мне придет, жду ее. Чайник поставлю, поищу в мамкиных запасах обязательно варенье какое-то к чаю. И хоть мать и ругала меня, что я без спроса, а я все равно и только ей говорю, что мне надо, ведь я ж подрастаю. А мы ведь действительно подрастали.

Это я уже потом поняла, когда наши баловства уже стали заходить далеко. Поначалу мы что?

Начинаем везде лазать по шкафам в поисках сначала чего-то вкусненького, а потом подросли и уже со какой-то шкодой, теперь лазаем ради чего-то интересненького. То найдем, откроем, то нацепим на себя. То туфли на каблуках, то мамкино белье. И каждый раз у нас с Женькой чуть ли не скандалом заканчивалось.

– Положи, не трогай! – это я ей каждый раз.

Потому как она уже хочет натягивать красивую, новую мамкину комбинацию. А мне отчего-то жалко ее вещей и я у нее вырываю, а потом опять аккуратно на место складываю.

– У своей мамке поищи, поняла! Можешь у нее хоть что хочешь нацепить, а у моей не трогай. Не твое это, поняла!

И так каждый раз. А потом начались наши прозрения. Это когда мы стали наталкиваться на такие вещи и предметы, которые для детей вовсе не предназначались.

Тетка Саша, это ее мать, она только недавно осталась одна. С мужем развелась и поэтому в доме у Жеки мы все время искали какие-то предметы, напоминающих о мужчинах. Хоть и малы были, но уже тосковали и сами, не понимая этого, все искали их вещественные доказательства присутствия в нашей прежней жизни.

То найдем на полке его помазок для бритья, то семейные трусы. А один раз все-таки так и наткнулись. Ну, что же вы думаете, что мы не сообразили, что это оказалось? Как бы, не так! Сейчас! И вовсе не шарики это были. Мы осторожно вскрыли упаковку одного изделия, а потом все с замиранием сердца. А Жека, видимо, желая меня подразнить, распустила колечками свернутое изделие и мне говорит.

– Смотри, какой у моего папочки был! Не то, что у твоего…

Мы тогда еще поспорили с ней. Я ей все доказывала, что не может такой быть, потому что у нас женщин и места для такого нет, а она мне.

– Ты что хочешь мне говори, а вот это что, по-твоему? Не тот самый размер, скажешь?

И давай его надувать. Вот так мы и шкодили.

Иногда нам попадало за это, но потом уже совсем за нами контроль ослаб.

Времена настали такие тяжелые…

Матери наши выбивались из сил. Там, где раньше работали, там не платили, а потом вообще пришлось им уйти с работы.

Напоследок им сунули в руки какие-то бумажки, сказали, что они теперь богаты как никогда, а это ваучеры, что выдавались по случаю приватизации. А ведь никакой приватизации не было вовсе, они между собой поделили то, что вовсе не бумажками было, все более ценное, а им, кто действительно работал годами, эти бумажки выдали, как в насмехательство за много лет труда на заводе. Оскорбились они, наши мамки! Обиделись!

Вот тогда-то мы с Жекой поняли, что значит наши матери одинокие. Запили они на пару!

А что это значит для нас, детей? Это означает, что утром уже и поесть нечего, тоже в обед, а то и на целый день болтаешься с пустым животом, словно дохлый червяк и тебя с голодухи мотает из стороны в стороны. Сил не стало уже совсем. А потом еще хуже дело пошло.

Сначала сама тетка Сашка, а потом и мою мать сманила. И они куда-то на целый день стали уходить.

Мы с Жекой сидим вместе у окна и ждем их, может, что принесут в клювике мамки?

А мамки наши приходили навеселе. И не всегда вдвоем, между прочим…

Тогда нас загоняли к кому-то в квартиру, и мы уже там сидим, злимся на то, что они сами без нас веселятся, жрут и пьют, наверное, там с мужиками. Их-то они угощали, точно, так мы считали. Но, как говорится и нам кое-что перепадало.

Бывало, пораньше поутру вскочит кто-то из нас первой и тянет за собой в ту квартиру, где они в этот раз гуляли. Сами должны понимать, что на голодный желудок долго не поспишь.

Осторожно дверь откроем и на цыпочках, на кухню. Там всегда на столе что-то можно было съестное перехватить. Хотя, как правило, только и видишь, окурки, да огрызки, стаканы и пустые бутылки. Но все равно, что-то перехватывали: то кусочек недоеденной колбаски, то хлеба.

Но так продолжалось до тех пор, пока не случился с нами конфуз.

Пришли как-то раз, на кухне наводим порядок, своими лапками перебираем остатки, а в дверях смотрим, он стоит! Голый мужик! Совсем голый! И откуда он только взялся?

Я впервые таким их увидала. До этого все как-то не доводилось их голыми видеть. Хотя мы уже с Жекой пробовали подслушивать и даже подглядывать за тем, что у нас в доме происходило. Но то, что мы узнавали нас как-то, не задевало и не очень-то впечатляло, хотя забавно, конечно же было, видеть. При этом, примерно, все так происходило…

Вот мы тихонько пробрались на кухню, уж больно хотелось нам есть, и не спалось от этого. И пока тихонечко петрушим закуску вдруг слышим, как ее или моя начинает громко в комнате охать и ахать. Мы даже переглянулись.

Конечно же, мы понимали, чем они там занимались. А тут, можно сказать, случай представился все своими глазами увидеть. Жека мне.

– Я первая буду! – и толкает меня от двери.