Евгения Истомина - Конечный итог

Уже в офисе я обнаружила, что за всеми этими лешими и Пуришкевичами совсем забыла подарить открытку. Как только я увидела её в петербургском книжном, то сразу поняла, что Юра – единственный человек, кто мог бы получить её логично и заслуженно.

Там был нарисован котик с палкой колбасы и надписью «Защити докторскую».

***

Юра называл меня «мой прощальный подарок от России».

Лучшее, что было в наших отношениях – изначальное принятие неизбежного конца, и потому полное отсутствие каких-либо обязательств.

Понятно ведь было, что он уедет писать докторскую, будет ходить на званые ужины в костюме, проводить целые дни в библиотеке, а я останусь здесь и продолжу быть обычной провинциалкой. Когда мы познакомились, до его отъезда оставалось три месяца, и лучшее, что мы могли сделать – наплевать на все социальные конвенции, не заботиться о морали, а просто выжимать удовольствие из этого внезапного, не особо к месту, знакомства.

Я не могла требовать, чтобы мы срочно, тут же завязали Серьёзные Отношения – и это было прекрасно, потому что как только начинаются серьёзные отношения, сразу же начинаются и бесконечные их выяснения. Юра же не имел никакого морального права обижаться, что сегодня я вдруг выбираю ночевать не с ним, не мог ревновать меня ко всем моим катерно-петербургским историям. Он уезжал, а я оставалась, он получал взлёт карьеры, а я – только хилую призрачную надежду хоть как-то наладить свою жизнь – в основном, посредством других.

Сейчас бы, наверное, это можно было назвать полиаморией, с той лишь разницей, что это Юра знал про все остальные мои варианты для налаживания жизни, а вот они про него – нет.

Поэтому я называла это «странным периодом моей жизни».

Официальной версией для окружающих было, что мы – просто друзья, и что ввязываться во что-то более глобальное было бы глупо и неосторожно, и что я же не дурочка вообще, а мне просто очень нравится с ним болтать, и он интересный, и что мне как раз не хватало харизматичного академика в моей будущей повести.

В неофициальную версию был мало кто посвящен, но все они сходились во мнении – это и правда очень глупо, а с фразы «Мы не встречаемся, а просто отлично проводим время» обычно в итоге и начинаются Серьёзные Отношения. И все, все говорили: «Смотри только не влюбись!». Как будто после этого вокруг меня бы мог появиться какой-то защитный магический экран, непробиваемый для романтического флёра, пирожных и сладкоголосых песен.

В те недели мы бесконечно повторяли друг другу – хорошо, что всё это ничего не значит, что мы просто тусим вместе, пока есть возможность; а вот начни бы мы вдруг что-то большее, как точно бы всё вдруг испортилось, и начались бы предъявы и мы бы возненавидели друг друга.

– Мы бы точно друг друга потом возненавидели, – говорил Юра.

И я отвечала:

– Хорошо, что мы друг друга так и не возненавидим.

Это были идеальные не-отношения. Лучшие из возможных.

В тот вечер я осталась у него – теперь уже запланированно, с пижамой, щёткой и раствором для линз.

В борьбе за нормальный режим дня Юра беспощадно проигрывал, и, когда я уснула, он сел за перевод статьи.

Среди ночи я проснулась с колотящимся сердцем и резко села, заскрипев выпирающими пружинами, плохо различая Юрин силуэт на фоне мерцающего монитора.

– Мне приснился страшный сон, – тихо сказала я.

Он тут же встал со своего кресла и лёг рядом со мной.

– Что тебе приснилось? – спросил он и обнял меня.

– Не помню…

– Ну и неважно. Спи. Я здесь.

И он обнял меня крепче.

И когда я уже почти уснула, я вдруг подумала…

Но я уснула.

***

Запись от 14.08.2016

Вчера я съела творожный сыр и начала немножко умирать. Так что пол вечера историк поил меня лекарствами, носил мне водичку и пел песни (включая пронзительную дурацкую песню «Арии», которую пел 10 лет назад в институте).

Я прихожу иногда к нему на обед, остаюсь на ночь и полюбила проводить у него выходные, потому что тут полная тишина, безмятежность и спокойствие.

Я только ем, пью чай, валяюсь в кровати, разговариваю, слушаю его лекции и читаю книжки. И говорю «спой, птичка!». И поздно вечером мы выходим гулять на набережную, а потом возвращаемся и пьем чай.

Это лучшие мои квазиотношения за все последние годы.

Когда он уедет, мне будет очень плохо.

Так что это все ужасно и глупо.

Но пока я читаю книжку, а он переводит статью про Сахалин.

А до этого он болтал по скайпу с кузеном, а я бессовестно слушала.

В общем, у нас косплей семьи в условиях минимального времени: я приехала на такси и позвонила со словами «я дома». Так нельзя. Да и мне постоянно приходится себе напоминать, что несмотря на вот эту идиллию, все равно потом бы нам все наскучило и мы бы возненавидели друг друга. И я спрашиваю – неужели мы бы и правда друг друга возненавидели? А он говорит – конечно, да.

Но пока что мы целый день сегодня провалились в кровати и только к вечеру выбрались на набережную погреться на солнце.

И мне вот хочется этого глупого семейного симулякра.

Запись от 20.08.2016

Тем временем, я провела у Юры три ночи подряд, с трудом увезла от него всего вещи и с еще более трудом уехала сама, и теперь должна вроде как заниматься своими делами, но мне ничего особо и не хочется.

Я уже миллиард лет не ночевала у мужчин, так что это все очень странно воспринимается.

Он уже определился с жильем в Оксфорде, будет жить в комнате в старом купеческом доме недалеко от Темзы (так что вчера днем он мирно дремал рядом, а я хотела воткнуть ему в горло карандаш)

Но пока что и его отъезд – элемент идиллии, и мы обсуждаем, как я буду писать ему письма, а он будет слать мне книги и шоколадки, и на Новый год он собирается приехать, и пока что, разумеется, нам кажется, что мы оба будем друг по другу безумно скучать (ладно, мне так кажется, а у него отлично получается оставаться сдержанным).

Все это вызвало у меня диссонанс и кризис, так что я выдаю тексты в диких масштабах, проглатываю книги одну за другой и абсолютно не вижу своего будущего.

В моем воспаленном сознании то появляются идеи переехать в Петербург, то хочется тоже поехать учиться заграницу, и все мы понимаем, что делать ничего я не буду.

И я даже не хочу думать о том моменте, когда историк уедет, и уже придумываю, чем себя занять, чтобы не затосковать совсем от его отсутствия, но может оно и лучше, что все просто закончится и можно ничего не планировать.

Даже не помню, когда такое было – чтобы я не строила ни про кого планы

То есть, конечно, поехать посмотреть Оксфорд – это круто, но это не особо глобальный план, и все мы понимаем, что вообще-то историк уедет и забудет о моем существовании.

А я внезапно рассиропилась и упиваюсь своими трагическими любовными чувствами, и мне нравится быть у него дома, отвлекать от научной работы, обниматься и то, как он выкидывает каждый раз чайный пакетик, и нравится с ним гулять, и уж можно не уточнять про то, как мне нравятся все вещи, которые он со мной делает и которые при этом говорит.