Ирина Селиверстова - Нобелевская премия. Роман

– Вот-вот, – жизнерадостно кивала она, – это как раз на пять!

То же самое девушка говорила тем, кому нужна была обувь и на трехлетнего, и на семилетнего ребенка.

– Тут же 12-й размер стоит – на три года велико будет, – усомнилась одна из покупательниц.

– А они маломерки! – ни на секунду не замешкавшись, парировала хозяйка. – Даже не думайте, берите, в «Детском мире» они втрое дороже идут, можете зайти, проверить!

Проверять никто не хотел, и торговля у девушки, похожей на ворону, шла успешно.

Вероникины тапки своей яркостью и блеском тоже привлекали внимание. Но указанный на них 36-й номер заставлял многих со вздохом класть их обратно в сумку. И в какой-то момент она неожиданно для самой себя услышала свой голос, звенящий от волнения:

– Да вы не смотрите на размер! Они большемерки, соответствуют 37-38-му!

Торговля пошла бойчее, и совесть, поначалу было куснувшая ее, быстро успокоилась. В конце концов, они же без задника. И, если будут чуток малы, это не страшно.

Против ожидания, роль продавщицы не слишком тяготила ее – отчасти она даже гордилась неожиданными успехами на новом поприще – за час удалось продать целых пять пар. Лишь один раз она перепугалась по-настоящему. Сначала вообще не поняла, что случилось, почему все женщины вдруг начали поспешно запихивать свои тряпки в глубину сумок. Причина открылась, когда было уже поздно: грубая мужская ручища, возникшая откуда-то из-за плеча, мертвой хваткой вцепилась в тапок, который Ника держала перед собой.

От ужаса она не могла вымолвить ни слова – так бывает во сне, когда видишь кошмар, хочешь кричать, но крик никак не выходит из разинутого рта. Смотрела на конопатую волосатую лапу, тянувшую ее тапок, и сама обеими руками ухватилась за него – она была готова отдать грабителю (а кто это мог быть, как не грабитель?) все, что угодно, но пальцы сжимались помимо ее воли.

– Нарушаем, девушка, – послышался ленивый басок за ее плечом. Голос был такой беззлобный, что Вероника решилась обернуться. Курносый веснушчатый милиционер выглядел мирно, по-человечески, хоть и был квадратный как шкаф.

– Простите, пожалуйста… я сейчас уйду… не буду больше, – по-детски залепетала Ника срывающимся голосом.

– Вот и нечего, – неопределенно добавил шкаф, выпустив, наконец тапок. – Смотрите давайте…

Вероника, счастливая тем, что так дешево отделалась, торопливо засунула тапки в сумку и собралась уходить, но соседка, похожая на ворону, остановила ее:

– Ты первый раз, что ли? Не суетись. Как увидишь мента, прячь товар, и все. Главное, чтоб в руках ничего не было. Никто тебя отсюда не погонит.

– Вы им платите! – догадалась Ника. – Но я наторговала всего ничего, мне жалко это отдавать, я лучше пойду.

– Можно подумать, остальным есть чем платить! Не мельтеши, никто ничего не платит, давай помалкивай об этом, не подавай им идею.

– Но ведь милиционеры же понимают, что здесь идет торговля, они же видят, как мы прячем товар?

– Ну и что – им плевать, – не очень логично, но с убедительной интонацией ответила «ворона». – Им положено тут ходить и нас строить – вот они и ходят. Работа такая, ты прям как маленькая.

И она действительно оказалась права: впоследствии такое случилось еще не раз, когда менты со строгими лицами вальяжно прохаживались вдоль ряда торговок, которые на их глазах совали свои кофты, шапки и ботинки в стоящие перед ними сумки. Прохаживались – и уходили прочь, до следующего рейда. В чем был смысл этой игры, Вероника так и не поняла, но правила ее освоила и успешно следовала им всякий раз, когда спускалась в переход. А, поскольку тапок у нее имелось аж два мешка, походы туда стали для нее еженедельным занятием.

Во время одной из таких ходок Ника разговорилась с молоденькой девушкой, оказавшейся рядом и продававшей удивительную куклу – очевидно старинную, с фарфоровым лицом, золотыми локонами, в шляпке и платье из парчи и бежевых кружев. Сама девочка тоже была бы похожа на эту куклу – в случае, если б ту надолго забыли на пыльном чердаке. Тоже белокурая и миловидная, но какая-то измятая и замызганная. Ее лицо выглядело совершенно отрешенным, будто она находилась далеко отсюда и вообще не соображала, что здесь делает. Девочку, казалось, нисколько не занимало, продаст ли она свой сказочный товар – и этим она разительно отличалась от других женщин, которые, кто бойко, а кто просительно заглядывали в глаза покупателей.

Прохожие часто останавливались возле бежевой красавицы из прошлого века, хвалили ее, трогали кружева и атласные туфельки. Многие интересовались ценой, услышав которую согласно кивали и тут же шли дальше. Понятно, что такая кукла не могла стоить дешево, но богатые покупатели в переход не заглядывали.

Где-то через полчаса стоимость куклы начала падать. Симпатичная замарашка, ее хозяйка, принялась скидывать цену каждому последующему покупателю чуть ли не вдвое, и вскоре продала свою драгоценность совсем за копейки, практически по стоимости обычных пластмассовых магазинных кукол.

– Как жаль! – не удержалась Ника. – Слишком дешево… Она же старинная, это, наверное, семейная реликвия?

– Да, ее подарили бабушке моего мужа, когда она еще только в гимназию поступила, – неожиданно охотно отозвалась девочка. На ее лице проявилась виноватая улыбка, сделав его еще милее. – Очень жаль было продавать, я не думала, что так мало денег дадут… Но оставаться тут тоже больше не могу, мне пора домой, там дочка у меня.

– Маленькая? – спросила Ника, которая тоже закончила торговлю и направилась вместе с беленькой девушкой в сторону метро.

– Четыре года, Асей зовут. Но она у нас инвалид, не ходит до сих пор, не разговаривает…

Девочка внезапно начала говорить быстро-быстро, словно боялась не успеть рассказать Нике всего до того момента, как они расстанутся:

– От нее отойти нельзя ни на минуту, сейчас моя свекровь сидит с ней, но ей пора на работу, поэтому мне надо побыстрее возвращаться. Свекровь очень добрая, она нам помогает с деньгами, потому что я все время с Асей, на работу ходить не могу, а муж у меня физик, им в институте уже давно зарплату не платят… Юра, это мужа моего так зовут, подрабатывает ночью в магазине, товар грузит, но там платят тоже совсем мало. А днем он все равно в институт ходит, потому что занимается важным изобретением, которое нельзя бросить… Вот и Алевтину – это куклу так зовут, Алевтина – решили продать, потому что денег не хватает. Асе же реабилитация нужна, чтобы она научилась ходить и вообще выздоровела. Хотя столько, сколько я за нее получила, все равно не хватит. Но лучше хоть сколько-то, чем ничего, правда? У Юры дома еще много чего есть на продажу – подсвечники старинные, картины, настольная лампа, очень красивая, из бронзы… Тоже можно будет продать, и тогда понемногу наберется, сколько нужно на реабилитацию.