Хелен Фрост - Уроборос сбрасывает шкуру

Подъехав к дому, Нёртон припарковался прямо у подъезда, вышел из машины и, набрав в домофон, сообщил Суетиной, что он прибыл. Вновь садиться не стал. Прогуливаясь по двору, Кай рассматривал местные достопримечательности – двух уличных котов, которые, видимо, проспали весь март и только сейчас вышли на разборки из-за вон той беленькой кошечки, вероятнее всего домашней, но имеющей некоторую нескромность прогуливаться на дереве, растущем прямо возле хозяйского окна.

Нёртон развлекал себя как мог, но спустя десять минут ему надоело оглядываться в сторону выхода в ожидании Суетиной. Он решил проявить нетерпение и вызвать ее еще раз через домофон. Пройдя чуть ли не весь двор, рассерженно поглядывая на встретившуюся ему красотку, он, только набрав кнопки домофона и не получив ожидаемого ответа, понял, что та обворожительная женщина, стоящая у его машины и игриво улыбающаяся ему, и есть Суетина Галина Ивановна.

– Нет слов, Галина Ивановна. Вы бы хоть предупредили, а то я как дурак жду вас здесь, а вы… – Кай не нашелся, как охарактеризовать тот проступок со стороны Суетиной, который помешал ему ее узнать.

– О чем предупредить тебя, Кай? Что я женщина? Или ты ожидал увидеть серый чулок? У нас с тобой, конечно же, деловая встреча, но это не отменяет мое право быть хоть немного привлекательной.

– Привлекательной? Вы красавица, Галина Ивановна, аж дух захватывает, – вдруг, сам не ожидая от себя, выпалил Кай и тотчас смутился от своей несдержанности. «В конце концов, это правда», – подумал он про себя, с трудом отводя взгляд от прелестных округлостей Суетиной, проступающих сквозь шелковистое платье, когда она садилась в машину. Пальцы рук ее были длинные, тонкие и холодные, что Кай отметил также впервые, хотя подставлял свою руку для Суетиной много и много раз.

Нёртон помчал в Holidaysdance club, быв в этот раз предусмотрительнее и зарезервировав столик на двоих. В клубе было светло и малолюдно. Но только успев разместиться за своим столиком и пройдя все мелкие процедуры подготовки к ужину, то есть посетив дамскую и мужскую комнаты, выбрав аперитив и сделав заказ, они заметили, как быстро наполнился клуб и не осталось ни одного свободного места.

Беседа проходила в непринужденной атмосфере, но Нёртон чувствовал, что он все более и более теряет связь с реальностью. Той самой реальностью, в которой женщина, сидящая сейчас от него по правую сторону, не имела таких шелковистых волос, спадающих волнами на фарфоровую кожу слегка приоткрытого плеча, не имела такой манящей ложбинки между грудями, где так уютно расположился кулон в виде багряной капли. Кай не мог, не желал поддаваться чарам его бывшей начальницы, поэтому он чуть отодвинулся от нее в тот момент, когда подбирал свой телефон, случайно выскользнувший из бокового кармана его брюк. Правда, такой трюк не прошел незамеченным для Суетиной, но ее это только еще более подстегнуло, она даже позволила бретельке платья, державшейся неведомо как на ее левом плече, упасть и обнажить плечо полностью. Повеяло цитрусом и медом. Каю захотелось встать и выйти на свежий воздух или потереться щекой о нежную поверхность ее плеча. Определиться помог на мгновение погасший свет.

***

И снова стало светло, но космическим светом звезд, закручивающихся вихрем вокруг пилона. Суетина в испуге схватилась рукой за Нёртона, он обхватил ее инстинктивно, поддерживающе, и они держались руками за столом все выступление, как юные влюбленные, недавно обретшие друг друга. Кай понимал всю странность этого жеста, но руки не отнимал, ему нужно было чувствовать в этой круговерти света, музыки и тел точку опоры, сейчас это была рука Суетиной.

На танцпол из отверстия в полу, образовавшегося вокруг пилона, как из преисподней поднималась мужская фигура, извиваясь вокруг пилона змеей, одетая в черный, плотно облегающий костюм-двойку, который подчеркивал каждое волнение тела под ним. Танцор собрал на себя взгляды не только женской половины посетителей клуба. Многие мужчины напряженно вглядывались и сладко ловили каждое шевеление его мускулов под одеждой. Оказавшись на виду у публики во всей красе, танцор повернулся к ней лицом, которое, впрочем, полностью скрывала черная атласная маска, где прорези для глаз по краям были оформлены стразами изумрудного цвета. Было понятно, что мужская фигура олицетворяет собой древнего змия-искусителя, однако стремящегося соответствовать требованиям современной моды.

Призванный соблазнить только Евиных дочерей, он попутно, нисколько не утруждая себя, увлекал в разврат Адамовых сыновей, приобщая их к губительной культуре древнего Содома. Но вместо огня и жупела на зрителей как будто из поднебесья по пилону стали спускаться лучи яркого света, рассекающие полумрак, высвечивающие мужчину и создающие редкую иллюзию для черного цвета: костюм танцора становился искрящимся белым под особым наклоном лучей. Оттуда, сверху, из лучей и света, выступила тенью линия тела – тонкого, полупрозрачного, ангелоподобного. Тень играла со светом, плела из него отблески и отсветы, попутно спускаясь по пилону на танцпол к жаждущему ее прихода.

Нисходящий полупрозрачный контур женского тела принадлежал Ирме. Кай ощутил ее присутствие задолго до того, как лучи света стали обыгрывать ее появление. Он жаждал ее не менее, даже более, чем древний змий. Находясь сейчас во власти чар своей бывшей начальницы, борясь с ними из пустой опаски, он еще более запутывался в ее сетях, одновременно влекомый возбужденной плотью к недоступной Ирме.

Страсть и страдание, так искусно разыгрываемые сейчас ангелом и демоном на танцполе, привели публику в состояние гипнотического транса, какой-то мужчина даже заплакал, руки, мужские и женские, нахально разрушали атмосферу интимности, выманивая то, что должно было оставаться скрытым в натянутых до предела гульфиках.

Как закончился ужин, получил ли он обещанные объяснения от Суетиной, Кай не помнил. Он помнил, но смутно, как несколько раз сделал дозвон на телефон Ирмы, одновременно управляя рулем «Теслы», вдруг ставшим непослушным, вываливаясь правым бампером на встречку, ловя одно за другим извещения о штрафе на свой e-mail и тут же увязая в плену ловких манипуляций тонких пальчиков Суетиной, но нисколько не пытаясь освободиться от них.

Наутро, находясь еще в полудреме, Кай почувствовал, что где-то на задворках его подсознания, как приколоченный истрепанный лист к ветхому забору, замаячил образ, который он никак не хотел подпускать к себе, никак не желал с ним знакомиться. Но любопытство брало вверх, и он, оставаясь в полудреме, мысленно двигался навстречу к пожелтевшей от времени бумаге, треплемой ветром невзгод и с размытыми от дождя неудач чернилами, со словами, написанными кем-то тысячу лет назад: Нёртон спит с Суетиной .