Хелен Фрост - Уроборос сбрасывает шкуру

– Не надо так, мама, прошу тебя, я один не справлюсь, мне нужно, чтобы ты была, мне нужно, чтобы ты хотела своего выздоровления.

– Я понимаю, понимаю, Кай, я хочу, я не бросаю тебя, просто я за тебя… переживаю… – Она хотела сказать «боюсь», но остановила себя, опасаясь озвучить свои тревожные мысли, как будто это могло помешать им осуществиться.

– Мама, со мной ничего страшного не произойдет, я тебе обещаю.

– Не обещай того, чего не сможешь выполнить, – холодно произнесла мать.

Кай знал, что означают эти льдинки, появившиеся в ее голосе. Это был тот самый момент, когда надо было, закрыв глаза и отключив рассудок, сделать так, как настаивает мать. Но именно теперь Кай понимал, что не может ее послушаться. В первый раз за все взрослые годы. Не может. Не послушается.

Мать все поняла. Уговаривать, объяснять, приводить доводы и изыскивать контраргументы было бесполезно. Она знала, что он будет стараться во что бы то ни стало продлить ее жизнь, насколько возможно: на день, на час. И вопрос его безопасности для него уже давно отошел далеко на задний план. Она молча взяла его руку и поднесла к губам. Кай вздрогнул, потом как-то неловко присел на корточки возле нее, чуть не завалился на бок – мама удержала. Они рассмеялись.

– Ничего не бойся, мама, я во всем разберусь, я твой рыцарь, я победю всех великанов, спасу всех принцесс, и мы будем жить долго и счастливо.

Они около минуты сидели вот так, он на корточках, она глубоко в кресле, смотрели друг другу в глаза и улыбались вымученно, пряча за улыбкой слезы, держась за руки крепко и нежно, трепетно.

– Ну иди, а то опоздаешь. – Мама подтолкнула его с корточек, Кай молодецки подскочил, подергал плечами, как боксер перед боем. – И мне есть пора, пододвинь столик, пока не ушел.

Кай подкатил сервировочный столик, служивший маме не один десяток лет, впрочем, как и вся древняя мебель в заново отстроенном три года назад доме. Расцеловавшись напоследок, Кай выбежал во двор, заводя на ходу свою красавицу «Теслу».

***

В дороге нужно было обдумать, с кем из трех метресс ему следовало вступить в доверительные отношения, чтобы понять, кто и зачем опрометчиво решил сделать из него «козлика-опущенца». Прикидывая в уме, кто из нежных дуэний Стопырёва более подходит на роль конфидента, Кай выехал на Ленинский проспект, встраиваясь, перестраиваясь, вырываясь и вновь попадая в пробки. Поскольку распределение ролей меж друзьями и врагами в его еще не составленной пьесе было делом крайне затруднительным, то Кай отдался полностью во власть магистральному движению и счастливому случаю.

Добравшись уже во второй половине дня в свой кабинет, Кай первым делом опросил скопом Алину и парочку начальников отделов о том, как идут дела, и, получив, как всегда, маловразумительные ответы, сделал вывод, что дела идут как обычно, и переключился на злободневное. Поскольку в построенной им задаче было больше одного неизвестного, то он перенес процесс решения на бумажный носитель и завис над собственными стрелочками и пояснениями к ним.

Судьба сама принесла ему решение. В кабинет без стука и стеснения вошла коммерческий директор фирмы Галина Ивановна Суетина.

– Правда ли, что Стопырёв предложил тебе выкупить три процента акций, да еще с рассрочкой на три года? – спокойно, без каких-либо эмоций проговорила Суетина, усаживаясь в кресло, расположенное против его рабочего стола.

Кай начинал свою карьеру в этой фирме в качестве курьера транспортного отдела. Суетина тогда работала его начальником. И исключительно благодаря своей безупречной выдержке, которую многие принимали за полную фригидность, в течение следующих десяти лет она сумела достичь уровня власти, обеспечивающего ей при Стопырёве полную свободу в управлении коммерческой деятельностью фирмы. Об этом не мог мечтать даже Вертелов, который докладывал Стопырёву обо всем, что он делал, чаще, чем ходил в туалет пописать.

Основной управленческой фишкой Суетиной Галины Ивановны было то, что она никогда ни во что не вмешивалась, предоставляя возможность ситуации развернуться в определенном направлении, выжидая ровно столько, сколько это необходимо было для того, чтобы она могла в решительную минуту сказать, что ситуация вышла из-под контроля, и указать – вот виновный, вот решение. Некоторые это считали подлостью, но Кай учился у Суетиной, это он перенял от нее как второе дыхание – конечно, не в той мере, в которой обладала выдержкой и решимостью сама педагог, но все же. Он первым должен был сдержать удивление и тотчас задать встречный, разоблачающий вопрос, но он этого не сделал, и поэтому право вести партнера в беседе закрепилось за Суетиной.

Для самооправдания следовало заметить, что Каю было чему удивляться, ведь с тех пор, как он занял должность директора департамента маркетинга и рекламы, Суетина ни разу не то что не поздравила своего бывшего подчиненного с повышением, она полностью проигнорировала благодарность Кая, выраженную шикарным букетом цветов и очень дорогим подарком. Да, это было само собой разумеющееся. Она игнорировала Нёртона с тех самых пор, как он отклонил ее предложение повышения на место начальника транспортного отдела на ее территории власти и перешел в департамент рекламы и маркетинга на должность рядового менеджера, мотивировав свой поступок тем, что «на то он и учится в МГИМО». Это было шесть лет назад. Поэтому то, что Суетина только что вошла в его кабинет, да к тому же с таким прямым и откровенным вопросом, – это стало разрывом шаблона, вне всякой логики и психологии в части их раздела «Суетина Галина Ивановна».

Мир стал потихоньку менять свои цвета, центр его тяжести начал смещаться, и координаты вещей, которые Кай находил, отключив сознание, на автопилоте, становились все чаще для него недоступны. Какая-то часть его бессознательного все же давала слабые сигналы, что так, как было, уже не будет, что нужна мобилизация всех сил, что грядет катастрофа. Но пульсация сигналов была так мала, амплитуда так широка, что Кай, даже улавливая их очень чуткой интуицией, не находил связи одного сигнала с другим и пропускал удар за ударом, убеждая себя, что все идет успешно, что все будет хорошо.

Аутотренинг – временное прибежище труса, лентяя и простофили. Кай не был таковым, он просто верил. В свой мир. В свою удачу. В себя. Слепо.

– Галина Ивановна, информация, которой вы владеете, из каких бы то ни было непроверенных источников полученная, все же верна. Да, Роман Игоревич вчера после совещания директоров оставил меня для разговора, я подумал, что будет ругать, у меня сейчас провал в области рождения идей, но он, напротив, похвалил мою работу и предложил мне вступить в ряды акционеров на тех условиях, которые вы сейчас озвучили.