Сергей Хоршев-Ольховский - Обыкновенная любовь

– Ульяна, ты нынче зорюешь, как городская. Вставай скорее, твоя очередь растапливать печку, – шутливо напустился на жену Фёдор Ткачёв, едва только забрезжил за окном поздний сырой и туманный ноябрьский рассвет.

– Уймись, Федя, – перебила его Ульяна. – Я, кажется, помираю…

– Да будет тебе притворяться, – недоверчиво фыркнул Фёдор и соскочил с кровати.

– Мне правда плохо… – застонала Ульяна и скрутилась калачиком.

– А ты встань, походи. Глядишь, пройдёт, – посоветовал Фёдор, ловко запихивая в печку дрова.

– Не пройдёт, как ножом режет в правом боку.

– Если как ножом, то помрёшь – это точно. По себе знаю, – продолжал подшучивать Фёдор, помня об отменном здоровье жены, ни разу за годы их совместной жизни не подводившем её.

– Эх, Федя, Федя, – ласково улыбнулась Ульяна, превозмогая боль. – Ты и шутить-то иначе как грубо не умеешь.

Фёдор сконфузился и замолчал: он действительно не умел шутить по-другому. Жизнь так научила – с малолетства не знал он ни материнской ласки, ни отцовской заботы. И в его сознании тотчас скоротечно пролетело его невесёлое, холодное и голодное детство…

Отца, мелкопоместного нэпмана [16] НЭП – новая экономическая политика. Во времена НЭПа, в 20-е годы ХХ века, в Советском государстве разрешалась частная предпринимательская деятельность и лиц, занимавшихся ею, называли нэпманами . из небольшого провинциального городка, убили конкуренты – убили зверски, на глазах у жены и сына, когда тому едва минул второй годок. А мать, не пережив горя, запила и, потеряв достаток, связалась с каким-то случайным, заезжим пройдохой. И когда Федя подрос и стал помехой в её непотребных утехах, она прогнала его в пьяном угаре со двора по требованию очередного собутыльника, продала дом и укатила в неизвестном направлении. Да так и сгинула где-то.

Босоногого, оборванного семилетнего мальчугана приютила у себя в деревне отцова тётка – немолодая уже, скупая, нервозно-грубая, но всё ещё привлекательная и любвеобильная женщина, прикормившая в своём доме моложавого любовника-дармоеда. Содержала она до чрезмерности худенького Федю в строгости: ходил в обносках, спал на полу, ел, как собачонка, что останется со стола после её бесталанного дармоеда – и если ещё останется. Единственное, чем не был обделён Федя в ту пору, так это тяжёлой сельской работой. Чудом уцелел он в дико голодном тридцать третьем году. Оттого и огрубел душой: говорил скупо, шутил угрюмо, смеялся редко, песен не пел, близкой дружбы ни с кем не водил. И только благодаря Ульяне не очерствел окончательно.

Ульяна в юности была статной и необычайно резвой девушкой. Везде первая – и в работе, и в веселье. Во всём колхозе не было лучше невесты. Кто только не сватался к ней! А она, поди ж ты, его выбрала – угрюмого и бездомного. Кто же их поймёт, этих чудных, загадочных женщин?.. Кто до конца разузнает, что им нужно в этой нелёгкой земной жизни?..

Фёдор с Ульяной оказались хорошей, практичной парой. Работали много и тяжко и добились чего хотели: построили просторный дом в четыре комнаты, родили четверых детей, завели большое хозяйство. И ничего другого не желали. «Им теперь жить да на детей радоваться», – так говорили о них в народе.

Но жизнь распорядилась иначе. К вечеру Ульяне стало совсем плохо. Она закрыла глаза и попросила икону. И только тогда меланхоличный Фёдор не на шутку встревожился и опрометью помчался за фельдшером.

– Эй, Федя, погоди! – окликнула его соседка Раиса, судачившая у плетня [17] Плетень – забор, сплетённый из тала, краснотала, чернотала. Но могут также применяться молодая верба (ветла), ива, ракита и другие молодые деревья. Тал и краснотал часто используются в южных регионах России, так как эти кустарники растут повсеместно: тал – около рек, в левадах, а краснотал – на песчаных почвах, которые он скрепляет своими корнями. Плетение может быть как вертикальным, так и горизонтальным. с кумой своей Марусей. – Куда это ты летишь как угорелый?

– За фельдшером! – нервно выкрикнул Фёдор, пробегая мимо.

– А что стряслось-то? – не отставала любопытная соседка.

– Отстань! – отмахнулся от неё Фёдор. – Потом расскажу.

– Вредный какой, сроду не дождёшься от него нормального ответа! – искренне возмутилась Раиса и обратилась к куме: – Маруся, вот скажи, чем только этот обормот завлёк Ульяну?

– Взглядом своим жутким! Бывало, как глянет исподлобья, так аж спина вся похолодеет. И не поймёшь толком, отчего, то ли от страха, то ли от услады.

– Да ты что?! Он и на тебя заглядывался?

– Заглядывался иной раз на игрищах [18] Игрища (или игрище, игришша, игришши) – в тёплое время года – гулянье молодёжи на улице с песнями, танцами, народными играми, в холодное время – вече ринки (посиделки) в помещении (в хате) с теми же песнями, плясками и играми. . Да больше таращился на Ульяну.

– А ты, небось, с него не сводила глаз! – озорно засмеялась Раиса.

– Больно нужен был, – смутилась Маруся, – кобель хмурый!

– Знать, не хмурый, раз две самые лучшие девки колхоза хотели за него замуж.

– Так он же красивый был, – всхлипнула Маруся, – и работящий как вол.

– Что работящий, то работящий, – охотно согласилась Раиса. – Вон какой дом отгрохал! И двор полон всякой живности. И огород ухожен как ни у кого. Тебе такой был бы в самый раз.

– Ничё, – стёрла Маруся с глаз слёзы рукавом и успокоилась, – рано или поздно всё равно приберу его к своим рукам. Или даже к ногам!.. – с ехидцей засмеялась она.

– Вряд ли получится, – засомневалась Раиса.

– Получится. Я уж погрелась с ним разок в копне сена.

– Да не может быть, брешешь!

– Не брешу. В пух и прах растоптали копну. Сенокосы-то наши по соседству.

– Это же что случилось, что он решился на такое? – с недоверием посмотрела на Марусю подруга. – Он же ни на шаг не отходит от юбки жены!

– Да кто там решился? – хихикнула Маруся. – Сама залезла к нему в штаны.

– Ах вот в чём дело! А я-то думаю, чё это он стал обходить тебя стороной. Не-е-ет, ничего у тебя не выйдет, бабонька.

– Ещё как выйдет! – упорствовала Маруся. – Лиха беда начало.

Фёдор вернулся домой вперёд фельдшера и, задыхаясь от быстрого бега и забыв про свою обычную меланхолию, зачастил:

– Потерпи, Ульянушка. Потерпи чуток. Скоро придёт Матвеич, он вмиг поставит тебя на ноги. Он уже не одну душу вытащил с того света, добре знает своё дело.

Сельский фельдшер Евгений Матвеевич приехал в Павловку следом за местной красавицей Надюшей Барбашовой, с которой они вместе прошли всю войну во фронтовом госпитале и хотели вместе прожить всю оставшуюся, как им казалось, долгую жизнь. К своей работе фельдшер относился с любовью. Он бежал по зову больных на быстрых нестареющих ногах, словно автомобиль скорой помощи – на любые расстояния и в любое время, будь то день или ночь, зной или холод, дождь или снег, здоров ли он был сам или нет. В деревне его за это все искренне любили и по-свойски звали Матвеичем.