Роман Сидоркин - Морфо

– Это пидарасы! Весь клуб! – в ярости орал Николай – Арестуйте их!

– Ну за что же их арестовывать? – привычно и даже миролюбиво возразил полицейский.

– За то, что они напали на меня! Сначала тот – он показал на парня, которого встретил ногой – потом вот эти. Я депутат Законодательного Собрания, они совершили нападение на меня!

Он снова достал корочку.

На этот раз полицейские присмотрелись, но бегло. Им было явно не охота забирать этих людей. Да и по поведению Николая, они догадались, что он и был зачинщиком конфликта, но нездоровая привычка, усвоенная с училища: человек с корочкой всегда прав, возобладала. Нехотя они подошли к парням и попросили пройти с ними.

– За что?! – возмутился тот, что стоял с закрытым глазом, он ещё мог говорить – Это он тут стоял, оскорблял всех.

Люди возле клуба стали кричать, возмущаясь несправедливостью происходящего.

– Нас тут унижали, эти парни вступились за нас! – кричали они.

Полицейским искренне не хотелось вмешиваться, но гипноз удостоверения уже действовал.

Когда Николай с компанией отошёл от клуба в прохладный сквер за Театром Мюзикла, девушка из их компании подошла и стала одноразовыми платками вытирать кровь с лица Николая, обрабатывая всё антисептиком.

Николай терпел, сжав челюсти. Он всё ещё был в бою: ломал кости уродам.

Девушка молча и преданно, сидя возле него на корточках, делала своё дело. Напор и стойкость, с которыми Николай отстаивал традиционные ценности необычайно её восхитили. Обычно миролюбивая, она вдруг ощутила мощный приток адреналина и гордость за Николая. В ней пробудилась страсть. Он напомнил ей отца.

Доцент стоял чуть в стороне, глядя поверх голов прохожих.

– Тут ты, друг мой, перегнул, – сказал он наконец.

Николай повернул к нему лицо.

– В каком смысле? – осведомился он хриплым голосом.

– Это их частное дело: кого пускать – кого нет. Ты ведь к себе на вечеринку в дом кого попало пускать не станешь.

– Они вообще не должны там находиться!

– Тсс! – угомонила его девушка, когда он дёрнулся.

– Эти уроды, раз уж они родились, должны прятаться по своим крысиным норам, а не устраивать праздники в центре Москвы, – прошипел он с ненавистью, выдавливая слова сквозь зубы.

– Знаешь, меня всегда удивляло, – продолжил Доцент – политики – люди циничные, поэтому я могу понять, когда они публично делают какие-то высказывания, чтобы на волне народного настроения подняться до нужного им кресла. Но они практически никогда не верят в то, что говорят. Справедливость для всех, равные возможности – чушь. Общество не будет жить без подчинения и эксплуатации, сама цивилизация – это и есть подчинение. Но ты, похоже, в самом деле веришь в то, что говоришь.

Николай скрипнул зубами. Как он посмел усомниться?

– Вот ты столько сил на это тратишь. На борьбу с геями. Ладно, наше подслеповатое общество с радостью вцепилось в твою риторику, тебя выбрали депутатом. Но ведь с тобой рядом будут сидеть люди с нетрадиционной ориентацией, Николай! Что ты будешь делать с ними? Да и на уровне политической деятельности ты не сможешь постоянно заниматься только этим, в России в этом плане ведь не такое большое поле для деятельности, чтобы всё своё время этому посвящать.

У Николая свело губы. Как же объяснить этому человеку, насколько вредны эти люди? Он далёк от понимания всей глубины проблемы настолько, что даже не стоит пытаться ему объяснять – невозможно объяснить это, не начав с дна пропасти, но эта пропасть бездонна. Испепеляющая его изнутри ненависть вырвалась свистящим выдохом сквозь жатые губы и кровавыми пузырями из ноздрей.

– Это странно, Николай, – не унимался Доцент – твоё отношение к этим людям слишком эмоционально.

– Да они повсюду, понимаешь?! – заорал, не выдержав, Николай – Как ты не видишь этого? Они везде: то пытаются митинг устроить, то клуб свой организовывают, куда нормальных людей не пускают! Это секта! Они людей туда могут втягивать, а потом статистика показывает, что население сокращается!

– Это тебе кажется, что они везде, – сказал Доцент – я их вообще нигде не вижу, только слышу от тебя постоянно. Так устроен наш мозг: он выделяет из окружающего мира то, что в нём уже заложено. Твоё внимание к этим людям идёт изнутри тебя, вопрос только – почему?

Он подошёл, хлопнул Николая по плечу, ещё раз поздравил его с избранием и, сказав, что ему пора, удалился.

У Николая задёргался глаз. Что он хотел этим сказать? Он намекал на что-то?

Этот вопрос его очень обеспокоил, и инстинктивно захотелось спросить об этом единственную оставшуюся с ним девушку, но он быстро понял, что нельзя даже намёком бросать на себя такую тень.

Девушка продолжала обрабатывать его ссадины. Ей всё нравилось: и его поведение, и его идеология. Единственное, с чем она была не согласна – это высокая склонность к насилию. Она тоже недолюбливала гомосексуалов, но христианское миролюбие отвращало её от жестоких поступков Николая. Ей также была очевидна болезненность такого внимания к гомосексуалам. Что-то за этим было, что-то большее, чем просто религиозное и патриотическое рвение.

Но эти мысли оставались у неё на подкорке. Сейчас перед ней сидел сильный, красивый молодой мужчина, воплощавший её идеалы.

Молодой, гладко выбритый мужчина в шёлковом халате и идеальным пробором на голове сидел, закинув ногу на ногу в гостиной уютного подмосковного коттеджа. Он читал сводку, предоставленную ему по сенаторскому запросу. Его помощники и местные чиновники давали прямо противоположные сведения. По словам помощников, в Чечне за последние полгода пропало пятьдесят человек – все они подозревались местными властями в гомосексуальности. По непроверенным данным, этих людей тайно отправляли в трудовые лагеря, где содержали в ужасных условиях, заставляли выполнять рабский труд – за еду, а также обрабатывали религиозной пропагандой, усиленной психическим воздействием недоедания и недосыпания и, возможно, психотропными веществами. Лагеря «исправления» были устроены в духе понимания властями региона гомосексуальности одновременно как болезни и как проявления нечистой силы.

Также электронная сводка на экране планшета сообщала о нескольких случаях задержаний активистов, пытавшихся отстаивать права гомосексуалов в Чечне. Давались ссылки на видео в закрытых облачных хранилищах. О судьбе активистов впоследствии ничего не было известно, из чего делался вывод, что их уже нет в живых. Все материалы были закрыты, в том числе о лагерях: ни МВД, ни ФСБ России не расследовали эти случаи.

Местные же чиновники по-хамски отписывались в том ключе, что никаких гомосексуалов в регионе вообще нет и даже быть не может, потому что «в нашем народе таких людей нет – не рождаются».