Алексей Макаров - Ромас. Морские рассказы

Чтобы отвязаться от Бородкина я деланно с ним соглашался:

– Да, понял я. Понял. Всё понял.

А как же был прав Бородкин, когда советовал мне самому, на пузе проползти всё машинное отделение, чтобы каждой клеточкой тела прочувствовать его. Как же он был прав!

Но я, самонадеятельный, вновь испеченный четвёртый механик, поленился это сделать, подумав:

– Да ну его в баню, устал я, пойду ка я лучше в каюту и посплю.

Так я и пошел в свою новую каюту, оставив без внимания наставления Бородкина.

Каюта мне очень понравилась.

Большой прямоугольный иллюминатор хорошо её освещал. Сейчас, зимой, он был плотно задраен на барашки. Общий кондиционер не работал. Каюта обогревалась только электрическими грелками. Они были установлены у бортовой переборки и излучали достаточно тепла. Температуру в каюте можно было регулировать термостатом на панели этих грелок. Все переборки были обшиты светло-коричневым пластиком, а с подволока лился ненавязчивый свет люминесцентной лампы.

К бортовой переборке, под иллюминатором, был прикручен стол, справа от которого находился шкаф, а перпендикулярно к переборке стоял небольшой диванчик, на который запросто могли поместиться три человека. А вот уже к диванчику, параллельно переборке была пристроена кровать.

На неё просто так не ляжешь, потому что она стояла на постаменте, в котором было два пустых выдвижных ящика. В неё надо было карабкаться.

Сейчас ящики под кроватью были пустые и только в одном из них я увидел какой-то коричневый ящичек. Я попытался открыть его, но крышка не поддалась и я задвинул его в глубь рундука. Не моё – не трогай. Не знаешь – не лезь. Принцип, который я усвоил из предыдущей моей морской жизни. Лучше спроси.

Я посчитал это судовым имуществом и поэтому больше не пытался открывать этот ящичек. Оставив это на потом.

Только намного позже я понял, что же было в этом ящичке, а сейчас я не придал этому значения и отодвинул его в дальний угол, заложив свой одеждой, чтобы он во время качки не «поехал».

При одной из жестоких качек, через несколько месяцев, при прохождении Четвёртого Курильского пролива, когда «Чита» попала чуть ли не в центр циклона, этот ящик стал «ездить» по дну рундука.

Приходилось упираться ногами и руками во время сна в переборку и в основание кровати, чтобы хоть как-то уснуть, а тут ещё шел раздражающий скрежет из этого проклятого рундука под кроватью. Вещей, которыми я расклинил этот небольшой коричневый ящичек, видимо, не хватило, чтобы зафиксировать его в неподвижном состоянии.

Что оставалось делать? Сохраняя равновесие, я выкарабкался из кровати и включил свет в каюте.

Так мне не хотелось этого делать! Ведь через несколько часов надо было вставать и идти на вахту…

Но я заставил себя это сделать. Ведь надо же было как-то заснуть.

Встав и, соблюдая равновесие, я открыл ящик рундука.

При очередном крене изловчившись, я достал из него этот чёртов ящичек от которого, раздавался шум, скрежет и шуршание, не дающее мне уснуть.

С трудом удерживаясь на ногах, я приподнял его крышку.

Хотя, когда я впервые увидел этот ящичек, то крышку я так и не смог открыть, да мне это тогда и не надо было. Я же тогда только устраивался в каюте.

А тут… Крышка легко открылась, и я обездвижил от ужаса.

И, как будто, весь мир замер. В ящике находилась бутылка с ртутью.

Я сразу понял, что это ртуть! Она со смертельным блеском плавно переливалась в тщательно укупоренной бутылке, лежавшей в специальных мягких креплениях.

– Что делать? – я даже не успел этого подумать, как ноги меня сами понесли на палубу.

Несмотря на то, что эта бутылка провела у меня под кроватью столько времен, и болталась по дну рундука, как хотела, с ней ничего не случилось. Она была целая.

Но сейчас я держал её в руках, как полную чашу с водой, опасаясь расплескать хоть каплю, несмотря на качку в десять секунд с борта на борт, иногда доходящую до пятнадцати градусов.

Отдраив правой рукой кремальеру броняшки, выводящей на палубу и, широко расставив ноги, я вышел на гладкую, зеленую, недавно покрашенную боцманом палубу и, чтобы не соскользнуть по ней за борт, ухватился за леер на надстройке.

Дверь выходила в сторону кормы и волны не доставали до третьей палубы, где находилась моя каюта. Они свободно гуляли только по главной грузовой палубе.

Страшно завывал ветер, и меня сразу же обдало фонтаном злых и колючих брызг.

Вокруг была чёрная ночь. Только буруны волн, белеющие у борта, которые судно с трудом одолевало, немного освещали мне дорогу к бортовым леерам.

При очередном крене меня вынесло к ним, где я и выпусти из рук столь ненавистный мне ящик за борт.

При следующем крене меня унесло к двери надстройки, в которую и закинуло инерцией. Оказавшись в надстройке, я уже плотно задраил за собой дверь и вернулся в каюту.

От такого приключения меня здорово колотило. Ведь я был на грани…

Но, обмывшись пресной водой из умывальника и обтеревшись сухим махровым полотенцем, я расклинился уже на диване, пытаясь заснуть, до того времени, пока меня прекрасным голосом не поднимет буфетчица на завтрак.

А сейчас я переоделся, разложил вещи в шкаф и ящики под кроватью.

В каюте был только умывальник, душ и туалет были в коридоре, поэтому я прошёл в душевую, помылся, вернулся в каюту и завалился без зазрения совести спать.

Ноябрь 2017

Владивосток

Утром я проснулся от приятного женского голоса. Сквозь сон я только услышал мелодичное:

– Четвёртый механик, просыпайтесь! Я приглашаю Вас на завтрак.

Я был ошарашен! Такого подъёма у меня ещё никогда в жизни не было. Никто меня так никогда не будил, кроме мамы, которая всегда мягко целовала в щечку и обнимала нежной рукой со словами:

– Лёшечка… Надо вставать… Смотри, какое утро начинается…, – ворковала она над моим ушком.

А я потягивался, обвивал её за шею и отдавался столь любимым мною мягким рукам.

Я проходил практику на трех судах, но, чтобы буфетчица вот так обходила каюты комсостава и будила… А особенно четвёртого механика… Я такого ещё не видел и не слышал. Но на этом судне это было так заведено.

Более привычным для меня был подъём под крик дневального по роте:

– Рота!!!! Подъем!!!! На зарядку!!!! Выходи!!!!

Или, когда меня поднимали мотористы на вахту или на работу:

– Харѐ дрыхнуть… Подъём! – и вдобавок кто-нибудь подшучивал: – Сэр, Вас ждут великие дела…

Непроизвольно подскочив, я отодвинул занавеску кровати, и непонимающими глазами смотрел на это милое создание, которое доброжелательно улыбнулось и ещё раз повторило: