Ольга Краузе - Исповедь авантюристки. Повесть

ФА – под нотой СОЛЬ, между второй и первой линейкой,

МИ – под нотой ФА, на первой линейке,

РЕ – под нотой МИ, под первой линейкой,

ДО – под нотой РЕ и, раз линеек больше нет, то ставим добавочную линейку.

Вот и получается ДО на первой добавочной. Теперь какие ноты из этого звукоряда у нас остались? ЛЯ и СИ. Значит, если нота ЛЯ находится над нотой СОЛЬ, то что?

– Она пишется между второй и третьей линейкой.

– Молодец! А нота СИ?

– На третьей линейке.

– Все правильно! А выше идет уже вторая октава, и между третьей и четвертой…

– Находится нота ДО второй октавы.

– Умница ты моя! Ну вот, мать, а ты говоришь – дебилка!

– Да как ты растолкуешь – и дебил поймет! – огрызнулась матушка.

– Вам ба, Апольд Карлыч, в музыкальные учителя надо было идтить, а не в анженеры! От денег бы лопатой загребали на частных уроках… – вмешалась в разговор практичная няня Шура.

Теперь диктанты на уроках сольфеджио я писала на пятерки, чем очень обескуражила свою матушку.

– Тогда почему она прослушивание на дневное не прошла по слабости музыкального слуха? – терзала она своими неудовлетворенными амбициями отца.

– Ну, кто знает? Ты ж видишь, какая она рассеянная, а еще, может быть, переволновалась.

– Нет! Тут что-то неладно. И вот сейчас, смотри, как по клавишам чешет, а в дневнике по специальности написано, что «замедленная координация, слабое усвоение материала». Завтра же пойду и разберусь!

– Не торопись. А то дров наломаешь. А ну-ка, дочка, покажи нам, что вы с Ольгой Федоровной разучиваете?

Я сразу почуяла неладное, душа ушла в пятки, но делать было нечего. Вытащила из папки альбом с нотами:

– Вот, «про калоши» и «кукушечка».

– Ну, давай, играй.

И я, тяжело сопя, начала считать:

– И-раз, и-два!..

– Стоп-стоп-стоп! Это никуда не годится! Это ж песенка!

Папа, нетерпеливо соскочив с дивана, подсел ко мне.

– Смотри, вот как надо:

Папа сыграл эту песенку замечательно. А спел еще лучше. Я и не догадывалась, что это песенка. Вот только правила он совершенно не соблюдал: качался на стуле, «гулял» плечами, топал ногами. Но зато получалась живая песенка.

– Вот так и играй, а то аршин проглотила и долдонит: «И-раз, и-два!»

Тогда-то я и поняла, что есть дом, где можно оставаться живой и настоящей, и есть школа, в которой нужно играть по правилам.

Благодаря папиной подсказке усвоение специальности пошло быстрее.

– Слава Богу! – сказала Ольга Федоровна и даже погладила меня по голове. А я… Я ничего не сказала. Я просто быстро схватила свой альбом с тетрадками и убежала, потому что горячая струйка, пропитав мои рейтузики, уже темным пятном спускалась по чулочкам. Меня никто, кроме бабушки Клавдии и бабушки Нины, никогда не гладил по голове. От такой неожиданности я просто описалась.

фото Сергея Григорович

Няня Шура влюбилась в наше пианино. Она его по сто раз на дню фланелевой тряпочкой протирала, вздыхаючи со слезой:

– Да! Эт те не балалайка! Богатый инструмент!

– Ну, так давай, нянюшка, со мной осваивай. А балалайку твою мы с Аленкой все равно любим.

– Да-а-а, – тянет Аленка, – особенно твою «Крапивушку»…

Сестричка моя балалайку ценила хотя по музыкальной части ей медведь уши оттоптали – в матушку пошла. Однако слушать няниШурину игру приходилось тайком от матери. Не терпела она мужицких песен, которые мы обожали. И отец подпоет, бывало, пока мамы нет.

И вот, пока мама во Дворце алюминщиков очередные натюрморты в изостудии пишет, мы отрываемся по полной программе:

А дальше после нашего всеобщего хора солирует няня Шура:

И мы снова подхватываем:

А няня Шура еще задушевнее:

А мы еще громче:

Тогда няня с поучительным лукавством:

И мы уже вприпляску:

А дальше под нянину балалайку отец подхватывает нас на руки и кружится с нами посреди комнаты.

– Да ты танцор, Карлыч! Даром, что хромой!

– Эх, Шуренчик! Под твою балалайку и безногий спляшет!

Потом мы с папой, запыхавшиеся, валились на диван. А няня Шура делала серьезное лицо и, отложив балалайку, торжественно объявляла:

– Ну, теперь Лелька свою новую споет.

Новую у нас в музыкальной школе старшие ребята на перемене исполняли. Меня эта песня так потрясла, что я запомнила слова и аккомпанемент с четвертого раза. Няня с сестричкой ее уже от меня слышали. И вот теперь эту песню услышит папа.

Я села за пианино и важно отчеканила: – Ма-да-га-скар!

Трагически-мажорные аккорды заполнили комнату.