Ний Хааг - Совершенство

Минуя оставшиеся ряды кресел, он направился к узкому проходу, за которым находилась кабина пилотов. Внезапно боковое зрение и натянутые нервы дали молниеносный сигнал опасности: Эйдан мгновенно повернулся и выстрелил, опрокидываясь на спину. Новая вспышка боли на секунду ослепила полярника и практически выбила оружие из рук. Эйдан, упавший между уцелевших кресел выстрелил снова, но с одной руки, дав короткую очередь, которая ушла в соседние кресла и потолок. За пороховым облаком он разглядел застывшего у иллюминатора человека в американской военной форме. Тот остался неподвижен, хотя и был сильно наклонён вперёд: его всё ещё удерживал пристёгнутый ремень безопасности. Человек оказался мёртв, причём ещё задолго до появления полярника, о чём говорила отсутствовавшая часть головы убитого и угольное лицо. Очевидно, когда в салоне началась перестрелка, – а Эйдан ни на секунду не сомневался, что самолёт потерпел крушение из-за неё, – пуля попала несчастному в голову.

– Что же вы тут не поделили, капрал? – спросил угрюмо парень, разглядев нашивки на форме. – Судя по вашей голове, вы то уж точно не оживёте…

Приоткрытая дверь в кабину пилотов имела повреждения и явные следы чьих-то намерений попасть внутрь. Встав на ступеньку лестницы, Эйдан с опаской заглянул в отсек управления. Несмотря на царивший внутри полумрак, он увидел на полу множество окровавленных бинтов, дюжину шприцов, пару пригоршен ампул и опустошенную аптечку. Большая часть окон оказалась завешана одеялами и верхней одеждой, а за креслом второго пилота просматривалась отвратительная куча замёрзших человеческих экскрементов. Прямо на столике штурмана покоилась гора пепла из которой торчали обожжённые куски пластика и проглядывалась обугленная ткань, а также наполнитель кресел.

Тихо присвистнув, Эйдан поднялся в кабину и прикрыл за собой дверь. «Здесь кто-то зимовал, – подумал он мрачно, осматривая почерневший потолок и закопчённую нишу, из которой некто соорудил камин. – Пытался зимовать, но потом ушёл! Ушёл, потому что выжил или потому что… умер?» Внимательно глядя себе под ноги, полярник шагнул на середину кабины и осмотрел покинутое кем-то убежище более детально. Его взгляд привлекла горстка одноразовых упаковок от печенья на спальном месте, а также несколько пустых бутылок сладкой воды. Эйдан потянулся к одной из них и случайно стянул с пульта управление наброшенное одеяло. К его удивлению, на электронном щитке приборов полярник обнаружил слабое свечение нескольких индикаторов. Бесцельно понажимав кнопки, тумблеры и переключатели, он случайно заставил светиться бортовой монитор тусклым светом. Сквозь иней, на небольшом экране среди надписей и цифр просматривалось предложение о воспроизведении последней бортовой записи. Стянув с руки перчатку и быстро разобравшись в диалоговом меню, Эйдану кое-как удалось прожать замёрзший сенсор экрана, оставив на стекле отпечаток пальца.

Тишину покинутого пристанища разорвал щелчок включенного микрофона и громогласный звук чьего-то тяжёлого дыхания, рвущего динамик внутри кабины. Эйдан в испуге не сразу сообразил, что помимо бортового динамика звук транслируется и в наружный громкоговоритель, упрятанный в гондолу переднего шасси самолёта. Полярник бросился колотить по замёрзшим кнопкам, но звук продолжал сотрясать тишину белых замёрзших холмов вокруг места падения. Казалось, что погибающий самолёт на последнем издыхании силится сказать своё предсмертное слово, захлёбываясь чрезмерной громкостью.

– Меня зовут Реймонд Дадс, – покатился по заснеженным просторам Арктики тоскливый обречённый голос, усиленный наружным громкоговорителем. – Я первый помощник потерпевшего крушения самолёта американских ВВС с бортовым номером «23112», – оставивший послание человек говорил с трудом, в его словах слышалось и отчаяние, и мука. – Очевидно, мне суждено совсем скоро погибнуть – данное обстоятельство вынуждает меня сделать запись… Помощи ждать мне уже не приходится, к тому же я ранен! Я заметил, что стал чаще терять сознание. Боюсь, что сил очнуться у меня уже не будет. – Пилот замолчал на какое-то время, а затем, совсем уж неожиданно коротко взвыл: – Человеком!.. Очнуться человеком! Это всё эти чёртовы эксперименты! Правительства, которые заигрывают с Богом… Бог, который позволяет над собой издеваться! Он терпел, – ибо терпение Его велико, но мы переполнили чашу терпения и теперь испьём сполна горя и отчаяния, и да простят нас мёртвые…

Из динамика донеслись сдавленные звуки и Эйдан понял, что мужчина плачет. От смертельной обречённости в голосе взрослого человека, да ещё и военного, от его отчаянных слёз, он почувствовал, как защемило сердце.

– Но они не простят! – заговорил снова пилот с болью в голосе. – Пресвятая Дева Мария, помоги моей жене, моим детям, защити их! Защити!.. Я обращаюсь к тем, кто будет слушать мои слова: я спрятал письмо для своей семьи в отсек для оружия. Это на случай, если с моим телом, что-нибудь случится… – мужчина замолчал и после непродолжительной паузы снова заговорил, тяжело роняя слова: – Девятого числа мы получили приказ вылететь в девяносто второй сектор и забрать раненых с военно-исследовательского судна «Тохинор» – корабля класса «Призрак», с которым была полностью потеряна связь. Взяв на борт несколько военных, мы совершили взлёт с Военно-морской базы Адамсбэй и взяли курс на северо-восток. Ещё на подлёте к сектору мы стали испытывать серьёзнейшие проблемы со связью и навигацией. Аномалия в виде мощнейшего северного сияния устроила глухую блокаду практически всем спутниковым и навигационным приборам – мы держали курс по заранее проложенному маршруту, а также ориентировались по инерциальному навигатору и физическим картам. Мы намеренно сменили эшелон и летели ниже десяти тысяч футов. Вскоре мы заметили зажатый льдами «Тохинор» и совершили посадку на лёд. В спешке началась перегрузка раненых моряков с судна. На борту самолёта был организован экстренный госпиталь, – все очень спешили! Джозеф Олдбор – капитан самолёта, и Курт Мельтцер – наш бортмеханик, отправились на «Тохинор», но дальше палубы их не пустили и велели возвращаться на борт. Мы неоднократно пытались выйти на связь с Адамсбэй, но безрезультатно. Я пытался разговорить военных, занимавшихся транспортировкой больных, но все оказались замкнуты и напуганы. Со мной никто не разговаривал. К вечеру на наш борт переместили семерых моряков в тяжёлом состоянии, а также два странных на вид контейнера с телами погибших. Нам сказали, что люди погибли от утечки аммиака. Это были металлические саркофаги с узкими стёклами, в которых были видны лица погибших людей. Джозеф сразу обратил внимание на неприспособленность контейнеров к перевозке тел, а также герметичность изоляционных коконов с семью отравившимися… Он предположил, что дело вовсе не в аммиаке, а в биологическом заражении. Так же на борт поднялись три фельдшера и два военных в штатском. Следуя лётному плану, мы должны были доставить пассажиров и больных на дрейфующую станцию «Арктика 9», а затем вернуться на авиабазу Туле. Такой крюк нам предстояло сделать не случайно: согласно расчётным данным, весь полёт мы совершали по периметру зоны блокады, углубляясь в неё не более чем на пятьдесят миль. Как нам ранее сообщило руководство: «Полёты над непосредственной зоной блокады чреваты отказом техники и всей бортовой электроники». Мы совершили непростой взлёт с льдины и набрали эшелон; расчётное время полёта составляло один час пятьдесят минут. Примерно через сорок минут полёта к нам в кабину ворвался один из военных (сержант) и стал кричать, чтобы мы снижались. Он был напуган и что-то нёс про давление в контейнерах, про утечку газа, напирал на меня с командиром, но был оттеснён в салон Куртом Мельтцером. Джозеф приказал военному покинуть кабину и начал снижение в допустимых пределах. Он так же велел мне и Мельтцеру разобраться в чём дело…