Аглая Тураева - Безлунные ночи

Ноюбуки сполз с тяжеловоза, и Янаги пришлось подать ему руку, чтобы он не упал. Слуга привязал коней к жерди навеса, а вороному надел на глаза платок. Жеребец слушался только отца, немного – Янаги, а в чужих руках брыкался. На помосте, на мешках с зерном и рисом сидели трое слуг и женщина. Они смеялись и кидали кости, и благодаря этим звукам мёртвая тишина бесконечной ночи не так давила на уши.

– Эй! – крикнула Янаги. – Вы из поместья Кондо?

– Да, добрая госпожа! Наш хозяин ещё там, так что подождите, – ответила женщина, похлопала по мешку, на котором сидела. – Вот, привезли. Могли бы сжалиться и требовать вдвое меньше, раз уж такое дело!..

– Не мели чепухи, – проскрипел мужчина с рыжими перьями на голове. – Императору всё равно. Год от года налог повышали, а тут снизят… Чудес не бывает! А нам-то что? Мы-то всегда рис для себя прибережём. Пусть, вон, белоручки не едят.

– Белоручки, да жалко всё равно, – вздохнула женщина.

– Тебе всех жалко.

Вдруг фусума со скрипом разъехались. Из управления вышел низкорослый и пухлый катайханэ, укутанный так, будто его завернули в тюк ткани и перетянули шнуром. Он шёл вприпрыжку и насвистывал что-то. Один из сыновей Кондо Кио, видимо. Янаги нахмурилась – не отпускают так быстро богатых господ, и мешки риса и крупы, что были налогом, не взяли…

– Прекрасные новости! – смеясь, сказал Кондо. – Едем обратно!

– А мешки?.. – удивлённо спросил один из слуг, и Янаги насторожилась.

– Оставляем себе! Всё! Наконец-то боги сжалились над Тенгоку!

Янаги слишком громко выдохнула. Слуги Кондо радостно загукали и грузили мешки на ослов. Этот рис и крупа должны были отправиться в амбары, а затем – в мелкие подворья, которые не могут обеспечить себя сами. Таким, как Ганкона. Янаги нахмурилась. Если с богатых помещиков не взимают налог, то как казна будет обеспечивать помещиков бедных? И как Ивао, одинаково честный со всеми, мог допустить такое?..

Янаги резко поднялась на крыльцо и отодвинула фусума-сёдзе.

Ивао нет.

На его месте, на мягком покрывале из синего шёлка, сидел долговязый мужчина с бурыми перьями и выраженным хрящом на шее. Лицо у него жёсткое, глаза недобро прищурены, и кимоно слишком вычурно для сельского чиновника и дурно сидит на тощей фигуре. На коленях он держал свиток, рядом стояли чернила и кисточки для письма. Свитки с законами Тенгоку остались на стенах, за которыми сновали другие служащие. Вроде всё на месте, вроде ничего не изменили долгая ночь и мятеж, но Ивао нет. Кто этот чужак? Чем Ивао провинился, раз его заменили?

Впрочем, не ей задавать вопросы. Янаги пришлось поклониться – Ивао, не Ивао, а императорские чиновники нуждались в почтении.

– Ганкона Янаги, – представилась она. – Площадь полей и пастбищ – один тё 19 19 Тё – мера площади, примерно равная одному гектару. . В ваших документах как владелец записан Ганкона Оку, но он совершил сэппуку в начале ночи. У меня остались карты на его имя…

Янаги достала костяные пластинки из рукава и подала их чиновнику. На них написаны имя владельца, размер поместья, площадь полей, количество стад и сколько риса, тушек и корзин овощей причиталось на такое поместье по закону. Незнакомый чиновник хмыкнул, повертел пластинки в руках. Вдруг чиновник усмехнулся, будто хриплый ворон каркнул, и отдал карточки.

– Можете выкинуть. Не хранить же всякий хлам.

Янаги стиснула зубы. Потрясающе.

– Я думала, что знать законы и их выполнять – работа чиновников! – выплюнула Янаги. – По какому праву вы отказываете?

– А по такому, – чиновник упёрся взглядом в свиток. – Закон изменился. Император безумен, его сын мёртв, так что страной управляет совет даймё. Распределение доходов отменено для всех – и для даймё, и для помещиков любых размеров. Вам, босякам, давно пора самим о себе заботиться. Или честно платить за чужой труд.

– Так было две тысячи лет! – гневно возразила Янаги. – А вы, проклятые мятежники, просто взяли и выкинули закон? Не удивительно, что солнце не восходит. Император такого не потерпит!

– Что Император потерпит, что нет – исключительно его дело, – чиновник обмакнул кисточку в чернила. – Хотите зерно и рис? Платите, правительство идёт навстречу босякам и снижает цены. Нет денег? Так продайте уже что-нибудь. Коня там, или осла… ах да.

Чиновник поднял пустые, словно у неразумной рыбы, глаза. Взгляд у него был… странный. Умом не понять, что в нём такого неправильного, но от этого взгляда захотелось содрать с себя кожу.

– Вам вообще переживать не о чем. Вы женщина, вот и пользуйтесь своими… женскими преимуществами. Плосковата, конечно, и лицо как у мужика, но ценитель и на такое найдётся…

Вытащить из ножен, размашисто ударить в плечо, вложить обратно… Янаги поняла, что случилось, только когда окровавленная катана легла в ножны. Тело проклятого мятежника захрипело и повалилось на бок, марая ярко-синие подушки и белые татами кровью. Во рту встал привкус желчи. Янаги сглотнула. Она готовилась к этому дню, наверное, с тех пор, как отец вложил ей, трёхлетней девочке, в руки нож. Она – онна-бугэйся, и рано или поздно это должно было случиться.

Рано или поздно она должна убить.

Из раздвинувшихся перегородок выглянули другие чиновники, бледные и перепуганные. Все они смотрели на искажённое мукой лицо своего товарища, от спеси которого не осталось и следа. Их тоже назначили мятежники? Янаги не могла сказать. Она знала только Ивао и его слуг.

– Все слышали, что этот тюк с дерьмом мне предложил? – Янаги пригладила свои перья. – Онны-бугэйси убивают и за меньшее.

Янаги сбежала с крыльца и начала развязывать коней. Ноюбуки удивлённо посмотрел на госпожу, но пока не спрашивал. Только помог ей подняться в седло и сам влез на тяжеловоза. Янаги боднула пятками коня. Тот пустился вперёд широким шагом, и тяжеловоз с трудом его нагонял. Когда управление осталось позади, а дорога вновь погрузилась в липкий холодный мрак, Янаги замедлила ход. Ноюбуки смог поравняться с ней.

– Госпожа, что случилось? – на удивление робко для такого великана спросил слуга. – Вы…

– Меня оскорбили, и я убила чиновника, – безразлично сказала Янаги, но на слове «убила» что-то в её груди похолодело. – И пластинки на продовольствие бесполезны. Распределение отменили.

– …отменили? – Ноюбуки хлопнул себя по колену. – Да… да как же так! Да это же было с самого начала Тенгоку! Императоры ведь… это справедливо – когда богач делится тем, что у него много!..

– Справедливо, – Янаги слабо усмехнулась. – Справедливость ушла вместе с солнцем, Ноюбуки.

– Но ведь солнце взойдёт, и справедливость вернётся. Император не допустит такого.

Ноюбуки сказал это так уверенно, что Янаги ему позавидовала. Этот слуга заслуживает больше прав самурая, чем она. Такой железной веры в Императора, в его справедливость и в закон нет у Янаги. Она своими руками отрезала волосы богу. И если бог может лишиться того, что выдаёт в нём бога, то так ли он всесилен?