Игорь Петров - Свисс хаус, или В начале месяца августа

Кот уже сидел двумя метрами дальше и вылизывал вытянутую вперед левую заднюю ногу. В прихожей прохладно и сумрачно. Андреас закрыл глаза и глубоко вдохнул. Конечно, никто и никогда не перепутает свой дом с чужим. Никогда. И ни один режиссер не сможет снять фильм на основе такого невероятного сюжета. Тут все как и прежде: олифа, старое дерево и запах текстиля, скрипящие в знакомой последовательности половицы, винтовая лестница, уводящая на два верхних этажа, фотографии на стенах: виды гор и лица забытых предков. И еще фотография парохода на фоне смутно различимой Статуи Свободы. В детстве Андреас часто разглядывал эту выцветшую уже от старости фотокарточку. Ты же обещал раньше? Я? Конечно! Кот подскочил и опять раскрыл беззвучно рот. Теперь у него в распоряжении две пары ног, и о них теперь можно тереться сколько душе угодно.

Она как была маленького роста, так и осталась, разве что после того, как отец уехал в Берлин, руки у нее стали жестче. Она ерошит Андреасу волосы: пора бы в парикмахерскую? Между прочим животные воспринимают долго отсутствовавших и потом вернувшихся членов семьи воскресшими из мертвых. Поэтому-то они так радуются всегда. Кот опять садится рядом и начинает вылизывать себе седой живот. Пришлось недавно возить к ветеринару: что-то с сердцем. У котов в этом возрасте сердечно-сосудистая система уже сдает. Хотя люди в этом отношении ничем не отличаются от животных. У них все всегда на грани срыва! Ну, мам, если ты не будешь придавать слишком большого значения мелочам… Сказал мудрец, который не сумел сохранить свою собственную семью. Ну, это была не семья еще… Не нужно мне вот этих современных штучек. Когда мужчина и женщина живут вместе, они образуют семью. Короче говоря, иди, мой руки, потом достань из подвала две бутылки белого «Шардоне», и, кстати, хорошо, если бы кто-то подравнял живую изгородь со стороны улицы. Ты, надеюсь, останешься ночевать? Разумеется! Твой рюкзак я занесу в вашу с Максимилианом комнату.

Ноги разделились. Одна пара отправилась обратно на кухню, где пахло едой. Вторая пара остановилась в прихожей около лестницы, ведущей вниз. Андреас знал, что ступенек ровно двадцать три. Это число он выучил еще в детстве. Ступеньки были единственной возможностью одновременно двигаться вдоль воображаемой оси натуральных чисел и менять свое положение в реальном физическом пространстве, разучивая при этом наизусть числительные – сначала на диалекте, потом на письменном языке. Пойдешь? Андреас снова потрепал кота по загривку, но тот не проявил ровным счетом никакой заинтересованности к путешествию в подвал. Сев рядом с первой ступенькой, он снова принялся приводить в порядок свой изрядно потрепанный временем мех. Ну и ладно! Андреас повернул выключатель, лампочка загорелась со знакомым звуком отломавшейся сосульки.

Здесь на стенах тоже развешаны старые картинки и фотографии. Наверное, среди них находились родственники и отдаленные предки. Некоторые живут до сих пор там, откуда их род ведет свое происхождение, из региона вокруг Лёйкербада. Другие переселились в Америку, а один из них прославился тем, что первым начал строить в нью-йоркских домах винтовые лестницы. До него никто не даже не представлял себе, как можно реализовать такой технический проект. Рынок предстояло еще убедить, что винтовые лестницы – это модно и удобно и что древние валезанские технологии строительства мостов и тоннелей могут здесь помочь лучше любых других. И если знаменитые лестницы, которые вели к подъездам и без которых был бы невозможен весь Вуди Аллен, возникли от страха голландцев перед наводнением, то винтовые лестницы внутри домов стали подарком его безымянного предка городу, который когда-то назывался Новый Амстердам. Фильмы Вуди Аллена нравились Андреасу, хотя спроси его, почему, он вряд ли бы ответил.

Сойдя вниз, в подвал, Андреас остановился. Слабая желтая лампочка с трудом добивала сюда сверху, хорошо, что немного света попадало дополнительно в подвал через два небольших оконца. У лестницы гудел морозильник. Аппарат был новый, но марка все та же: «Сибир». Бетонный потолок был кое-где увешан лохмотьями паутины, местами по белой известке расплывались темные пятна. Вдоль стен расположены железные стеллажи. Их покупал отец. Это было давно, но Андреас помнит, что он тоже помогал ему собирать эти полки. А еще он сам замешивал бетон, которым пришлось заделывать несколько дыр, обнаруженных в фундаменте. Отец сказал, что дом не может иметь поврежденный фундамент. Собственно говоря, добавил отец, касается это не только домов.

У противоположной стены находился отопительный котел. От одной стены к другой протянуты пластиковые шнуры для сушки белья. Дальше стиральная машина. Проверенное качество, надежная отечественная техника. Отец всегда знал, что хорошо для дома и для людей, которые в этом доме живут. Стеллажи уставлены старыми ящиками из крафт-картона, некоторые уже разваливались, обнажая свое содержимое, которое всегда совпадало с надписями на их боках: «Счета», «Чеки», «Переписка с налоговой». Странно пахнущая желтая бумага. Тут же старые книги, в основном старые романы про горы и пастухов.

Еще дальше – знакомая металлическая дверь толщиной в полметра. Пятьдесят сантиметров лучшей стали. Она ни разу не закрывалась, никто даже не пытался сдвинуть ее с места. За ней полки с консервными банками, бутылками, пакетами с рисом и овсяными хлопьями. Андреас пытается нащупать выключатель, он точно знает, что он где-то здесь, совсем близко. Но с первого раза, как всегда, у него ничего не получается, а тратить время на упорные поиски того, без чего в целом можно и обойтись, Андреас не хочет. Тем более что коробку с вином он находит сразу и без дополнительного освещения. Коробку явно кто-то вскрывал второпях, картон с логотипом магазина «Деннер» надорван небрежно, из двадцати четырех бутылок австралийского «Соверен Крик» остался едва ли десяток. Андреас берет две бутылки с металлическими крышками – это очень практично, не нужно будет мучиться со штопором – и возвращается наверх, в прихожую, погасив свет. Пятая и двенадцатая ступеньки лестницы все также предательски скрипят злыми голосами.

Я достал вино, куда его? Возьми лед и неси на стол в сад. У нее прическа. С каких это пор? Аккуратные брюки и блузка, простая, но не дешевая. Даже запах тот же самый, его невозможно спутать ни с каким другим. Но что-то изменилось. Черты лица заострились. Руки стали жесткими, это он уже ощутил. Андреас не хочет, чтобы эти руки прикасались к нему еще раз. Но это не все, тут что-то есть еще! Но что? Походка какая-то иная? Или ему показалось? Андреас берет из холодильника лед, кот, задрав хвост, озабоченной рысью следует за ним. Пахнет едой, люди будут есть, они будут в саду, они будут в саду есть еду! Андреас ставит бутылки на стол. Под зонтом не так жарко, от проходящей в двух метрах живой изгороди пахнет разогретой смолой и сухими листьями. На столе хлеб, салат из руколы, граубюнденский хамон, курчавой стружкой нарезанный сыр «Грюйер», две бутылки воды «Эвиан» без газа. Кот сидит в тени живой изгороди и делает вид, что его ничего не интересует. А хамон на столе его не интересует вообще и ни при каких обстоятельствах!