Константин Дар - Сакура

– Нет!..-резко выкрикнул я и повернувшись в сторону Романа громко сказал в тишине зала:-Молись о смерти!..

…Где-то через неделю ко мне в тюрьму явился адвокат. Он чуть ли не с объятиями бросился ко мне навстречу, очевидно чувствуя свою вину.

– Мы будем бороться! -кидал он пышные и пламенные тиррады на ветер, нервно вышагивая из угла в угол, но я в них уже не верил, как впрочем и ему самому:-Сам межрайонный прокурор Зентереков опротестовал приговор суда!..Пишем кассационную жалобу-и приговор отменят! -он продолжал размахивать руками, ведя непримеримую борьбу с невидимым противником.

Я сидел и слушал его, до сих пор не прийдя в себя после оглушительного приговора. Выбора у меня никакого не было и писать кассационную жалобу разумеется было необходимо. Наконец немного успокоившись после своего показательного и праведного гнева, адвокат задал мне вопрос, очевидно мучавший его самого:

– Я твой адвокат и я буду тебя защищать!..Мне-то ты скажи, так ли на самом деле было дело или ты думаешь таким образом сорваться?..

– Так и было! -чуть ли не взвыл я от бессилия.

– Эх… был Максим… -молвил он на прощанье, глянув на меня через плечо у двери и вышел наружу, так и не закончив начатой фразы…

В конце лета пришёл ответ на мою кассационную жалобу-приговор оставили без изменений и в целом решение суда признали правильным. Протесты межрайонного прокурора Зентерекова об оправдании моих действий в отношении кражи и прочих мелочах, моего адвоката и мои ходатайства были отклонены.

В камере меня прозвали глушённым-я как-то абстрагировался от происходящего вокруг меня, не веря что всё это происходит на самом деле. Большую часть времени я старался проводить во сне или полудрёме. Один раз просто сорвался на одном из своих сокамерников-уже бывалом зеке, в пылу какого-то незначительного и мелкого недоразумения я выпалил такую фразу:

– Я-то вора убил, а ты-вор по жизни!..-чуть позже до меня дошёл смысл необдуманно сказанного. В камере повисла тишина и меня начали чураться и сторониться, даже мои семейники. Один из них спустя долгое и томительное молчание произнёс:-Ты хоть думай, что говоришь и не забывай где находишься…

Я согласился с ним и немного погодя подошёл к тому заключённому с извинениями-тот молча выслушал меня и пожал руку:

– Да ладно-всё нормально… все срываются…

Однако наши отношения уже не были прежними. Бывалые зеки уже имея опыт делали себе запасы из сигарет, чая и конфет на этап, а я кидал всё на общак и отдавал своим семейникам. В конце-концов один из них не выдержал и сам начал откладывать мне на этап кое-какие запасы, я же просто не обращал на это внимания.

Физическое здоровье на почве нервного расстройства, конечно же, тоже ухудшилось-на лице, ногах, руках и теле кое-где начали выступать какие-то гнойники, покрывающиеся коркой, но продолжающие гнить изнутри. Экзема. Казалось сама плоть, наравне с душой поддаётся распаду и не желает жить дальше. Я был сломлен, чувствовал это и хотел собственной смерти-несколько раз даже пытался удушиться, но это было невозможно в постоянном навязанном обществе, останавливали ещё и мысли о матери…

Она пришла на краткосрочное свидание перед самим этапированием на место отбывания наказания, вместе с бабкой. Бабка причитала, что приедет ко мне хоть на край света-в очередной раз бросала пустые слова на ветер, как я не был ей и её сыну нужен с самого моего рождения-так это отношение и осталось.

Во время одной из проверок я, не дождавшись обхода и переклички провалился в спасительный дрём из которого меня вывел раздражённый крик надзирателя-Вани и тормошение за плечо Виктором. Я плохо соображая вскочил и промямлил, что-то нераздельное. На меня написали бумагу о нарушении режима содержания, которая грозила наказанием в виде заключения в карцер-однако его не последовало, выписали лишь предупреждение на первый раз. Но Ваня от меня не отстал-наоборот, начал провоцировать, увидев во мне жертву для своих садистских забав.

Так, когда я остался в камере один во время своего дежурства, когда все остальные пошли на прогулку-тот заскочил в камеру и без повода избил меня. Оказать ему достойное сопротивление в моём состоянии я просто не мог, да это и не имело бы смысла, а только лишь ухудшило моё положение. Обида, унижение и ярость от бессилия терзали меня. Преследования и притеснения со стороны Вани не остались незамечены окружающими-тот старался каким-либо образом унизить или спровоцировать меня на ответные и необдуманные действия. Сокамерники сочувствовали, но помочь и защитить каким-либо образом не могли.

Поведение этого надзирателя неоднократно замечалось и его коллегами и те не раз делали ему замечания, однако он проявлял своё истинное лицо, когда никого не было рядом, упиваясь своей властью. Как я упоминал уже ранее-было два таких надзирателя: Ваня и Гусь, и попасть в поле их зрения считалось почти что самоубийством. Ходили слухи, что они вдвоём забили до смерти не одного заключённого в карцере. Иногда среди ночи в тишине слышны были громкие крики, доносящиеся из глубин тёмного подвала, вселяющие ужас в души заключённых.

После краткосрочного свидания с матерью и бабкой, меня попросила женщина-надзиратель помочь ей принести коробки с передачами для заключённых, отказать ей я разумеется не мог. Я взял указанную ею коробку в руки и впервые за полгода заключения имел возможность держать руки не за спиной, а перед собой и смотреть не только под ноги. Уже забытые ощущения напомнили немного, что я всё же оставался человеком, а не скотом.

Впереди шла та женщина, открывая решётчатые двери, а за мной шествовал Ваня, явно замышляя какую-то очередную свою подлую провокацию. Однако повода для недовольства он не получил, чем расдосадовал —я не споткнулся и не упал на лестницах, хотя он пару раз и пытался сделать мне подножки. Остановившись перед камерой, женщина сказала мне, чтобы я поставил довольно тяжёлую коробку возле стены-я подчинился и выполнив её просьбу выпрямился, заведя рука за спину. Ваня с противной ухмылкой смотрел на меня сбоку, немного покачивая своей дубинкой и хлопая ею по своей ноге-очевидно ему нетерпелось пустить её в ход. Заметив это женщина громко и требовательно окрикнула его:

– Ваня!

Тот, довольно ухмыляясь и нагло глядя на меня, спросил:

– Ну… и за что же мы сидим?

– За убийство! -довольно резко отрезал я, не желая с ним вообще разговаривать. Тот удивлённо переспросил, как-будто не поверив мне:

– И кого же ты убил?

– Вора! -выдохнул я с ненавистью. Женщина удивлённо и с интересом взглянула на меня-удивился и сам дубак.

– И тебя что-посадили за это?..Сколько дали?

– Восемь лет… -тихо ответил я пробуя эти слова на вкус и осмысливая их значение. Удивлённый и явно оторопевший Ваня, озадаченно задумался-вполне очевидно он считал, что перед ним стоит какой-то насильник, хулиган или вор. Его отношение ко мне чуть заметно изменилось, оставался лишь вопрос в какую сторону и надолго-ли. Наконец дверь в мою камеру открыли и я с облегчением избавился от гнетущего общества в его лице. Позднее я слышал, что их обоих нашли и убили бывшие заключённые, не забывшие и не простившие их издевательств. Что ж… жестокость-порождает жестокость и тут удивляться нечему. А умышленное и осознанное издевательство над теми, кто не может достойно ответить и дать сдачи-на мой взгяд заслуживает наказания…