Константин Дар - Сакура

Когда пришло время этапирования и были названии наши фамилии с Виктором, я даже вздохнул с облегчением, понимая что своего рода освобождаюсь от опостылевших стен тюрьмы и преследования садиста-надзирателя…

Моим попутчиком, как я упоминул-оказался Телицин Виктор, с которым мы вместе сидели в осужденке, так называлась та камера. Мы с ним подружились, съев уже не одну пайку баланды и во время этапа тоже старались держаться вместе. Погрузив нас в автозек вместе с остальными заключённими, нас привезли на вокзал, где пересадили прямо в поезд из машины, подогнанной вплотную к вагону. Конвоиры сверяли сопроводительные документы с личностью, назвав лишь фамилию-остальное мы называли сами-имя, отчество, статья и срок.

В вагоне нас распределили по своего рода купе-камерам и здесь нам с Виктором повезло оказаться вместе. Публика была нам совершенно незнакома и абсолютно разношерстна-имелись и рецидивисты. Кормить здесь не кормили, так как дорога была не так уж и далека. Ехать нам предстояло в Ижевск, где проходил ещё один этап пересылки. С кипятком здесь тоже было довольно проблематично, однако зеки народ находчивый и снова в ход пошла бумага и тряпки, сжигая которые можно было вскипятить воду в металлических кружках, ручки которых были предусмотрительно обёрнуты тряпками или просто-напросто переплетены толстыми сплетёнными между собой нитками. Довольно скоро по коридору пошёл запах горелого и конвой начал метаться туда-сюда, стращая ударами дубинок по решёткам и требуя прекратить данное пожароопасное безобразие. Однако на них мало кто обращал внимания, прекрасно понимая, что встреча с ними закончится сразу же по прибытию на место.

Спрятавшись на третьем ярусе деревянных нар-заключённые продолжали своё дело и как правило успевали доводить его до конца, всыпав в кипящую воду порцию заварки. Количество осужденных явно превышало количество мест в столыпинских вагонах-поэтому в купе практически невозможно было провернуться, что весьма затрудняло наблюдение конвоиров за нами. Разумеется мы использовали этот фактор в свою пользу. А те, в конце-концов плюнули на нас и приоткрыли форточки в проходах-из камер окон на улицу, разумеется не предусматривалось.

Конвой удалился в свои купе и лишь изредка один из них проходил по вагону наблюдая за нами и стащая ударами дубинки по решёткам. Через 2—3 часа нас понемногу начали водить в туалет-по несколько человек. Когда подошла наша очередь, мы бегом оказались у туалета и по одному посетили его. Войдя внутрь я было попытался закрыть за собой двери по привычке, за что сразу же получил несильный удар дубинки по плечу:

– Не закрывать! -проорал конвоир и в подтверждение своих слов выставил вперёд ногу, подпирая двери в туалет. Я справил свою нужду, опорожняя кишечник и мочевой пузырь, уже готовые лопнуться от их содержимого. Некоторые заключённые не выдерживая наполняли фикалиями целлофановые пакеты, которые затем выносили с собой и выкидывали в туалете. Если такое происходило по малой нужде, то это было ещё более терпимо, но если нужда было более большей, то вонь в камере поднималась такая, что соседи начинали возмущаться и шпынять виновного в отвращении закрывая нос и задыхаясь.

Справляя свою нужду я ещё позлорадствовал про себя, представляя насколько конвоиру приятно лицезреть данное зрелище…

По прибытию к месту назначения нас таким же образом погрузили в автозеки и повезли. Уже была поздняя ночь. Видеть куда нас везут мы, разумеется, не могли. Дорога была довольно долгой и иногда на ухабах нас подбрасывало и кидало из стороны в сторону, как-будто утрамбовывая человеческую массу-и здесь нас впихали под самую завязку так, что ступить и продохнуть было невозможно. Наконец мы прибыли к месту, это было понятно по грохоту открывающихся и закрывающихся многочисленных металлических ворот, и после некоторого ожидания черёд дошёл и до нашего транспорта. Вываливаясь из автозека на улицу мы с радостью вдыхали свежий ночной воздух, однако радость эта длилась недолго-сразу же оказавшись на улице нас прогоняли через коридор конвоя с автоматами, нацеленными на нас и с собаками на привязи. Тем, кто мешкался или, не дай бог, уронил свои вещи, либо падал-можно было не завидовать, ибо на него тут же обрушивался шквал ударов дубинок и собаки озверело щёлкали зубами у самого носа или тела в непосредственной близости, лишь чудом удерживаемые конвоирами. Нескольких секунд оказалось достаточно, чтобы мы оказывались в мрачных и бетонных стенах Ижевской тюрьмы.

Немного прогнав по коридорам нас заперли в довольно большой камере, однако и здесь количества свободного места было недостаточно-даже присесть было невозможно. Через некоторое время вновь распространился запах горелого, а табачный дым появился почти сразу и заполнил камеру так, что дышать стало невозможно. Сквозь туман еле-еле виднелись тусклые лампочки на потолке в решётчатом абажуре и капли влаги с обшарпанного и мокрого потолка то и дело срывались вниз, падая на нас.

Где-то через час-полтора нас начали вызывать по фамилиям и выводить из камеры небольшими группами-началась толчея и сумбурное движение. Постепенно становилось более свободно, но и это продлилось недолго. Вскоре в числе названных прозвучала моя фамилия. Ответив, как того требовали конвоиры я начал пробиваться к выходу, таща за собой свои пожитки. В коридоре также находились конвоиры, однако собак было уже значительно меньше. Как правило в таких целях использовались немецкие овчарки и лишь иногда можно было увидеть какую-либо другую породу, сродни волкодавам. Мне приказали встать лицом к стене рядом с остальными вызванными, красноречиво указав дубинкой на отведённое место. К нам присоединилось ещё несколько человек, включая и Виктора, к нашей общей радости, которую можно было увидеть в его глазах, да и в моих, я думаю-тоже.

Укомплектовав группу, нас повели куда-то, то и дело останавливая, чтобы открыть или закрыть бесчисленные решётчатые двери. Коридоры здесь были более просторны, чем в Глазовской тюрьме, но потолок более низкий. Вскоре нас ввели в камеру и захлопнули за нами двери. Камера было большой, но количество людей, содержащихся в ней не подавалось описанию. Более пронырливые из нас бросились к свободным местам, занимая ещё не занятые нары, расталкивая друг-друга. Мы с Викторм не сообразили вовремя и остались на месте. Небольшой пятачок возле двери освободился и я, оглядевшись по сторонам, нашёл более-менее свободное место на полу, рядом с какой-то группкой сбившихся в кучку людей.

Поставив на пол свои сумки я с облегчением присел на них-ноги уже дрожали от напряжения, тем более, что толком передвигаться у нас не было возможности за 9 месяцев содержания в тюрьме-моё следствие и судебный процее, включая ожидание на ответ кассационной жалобы, заняли именно этот период времени. Некоторые ожидали решения своей участи и того дольше-сколько же сидел Виктор я не помню, но по-моему больше меня. Я жестом пригласил Виктора присоединиться ко мне, указав на свободное место рядом. Однако ко мне подошёл уже пожилой человек и как бы невзначай спросил: