Саяна Гэбб - Заглянув за горизонт. Рассказы

– Ну, а ты-то как? Чем хвастаться будешь? – и снова слегка ткнул меня кулаком.

– Да чем, – замялся я, – хвастаться особо нечем… Ну, так… Бизнес вроде идет, денег хватает. Женился, пацаны погодки два и три года, в Турцию вот на море всей семьей съездили, – пробормотал я и запнулся.

– Точно! У тебя же сыновья! – он радостно захохотал и смял меня в охапку, – да это же самое главное, чем ты должен хвастаться! Надо за это выпить! – заорал он, и на нас стали оглядываться посетители.

– Леха, ну, чего ты, ну, ладно тебе! – смущенно выбирался я из его медвежьих объятий, – задавишь ведь, бугай чертов! – а внутри словно мед растекся от его слов.

Леха громко заказал еще коньяку и потребовал тут же выпить за моих детей и семью. Мы выпили, и черт меня дернул спросить его, почему они живут все еще бездетными. Леха мгновенно посуровел:

– Сань, ну, чего ты?! Ты же помнишь мою концепцию жизни. Я должен нести пользу обществу. Алиса этой концепции тоже придерживается. Дети – это в какой-то степени эгоизм. Приходится значимую часть жизни тратить на них. А я не могу себе этого позволить. Он замолчал, а потом продолжил:

– Я всегда будто на острие ножа. Почти не хожу никуда, никого не вижу, общаюсь только с коллегами по работе. Дома бываю очень редко. Операций много, тяжелых больных много, мы же – экстренное отделение, к нам кого только не привозят. Сегодня к тебе случайно выбрался, и то только потому, что три дня с операционной не выходил. Спал в закутке по два-три часа в сутки. И оперировал. Все время в крови, ошметках тканей, обломках костей, среди уходящих человеческих душ, которые надо удержать…, – Леха ссутулился и словно постарел лет на десять.

– Леха, но ты же вроде как сам хотел…, – неуверенно начал я.

– Я считал и считаю это правильным! – отрезал Леха, – просто…

– Что? – не выдержал я паузы.

– Просто, врач – это призвание должно быть, понимаешь? – и снова замолчал.

– А ты? Разве ты не кайфуешь от своей работы? – удивился я, – ты же прям с пеной у рта мне сейчас рассказывал о конференциях и новых операциях!

– Дружище! – Леха отвернулся и словно неохотно продолжил, – мне даны мозги, сила и стремление, я это максимально использую на благо общества. И у меня это хорошо получается. Я спас многие жизни и еще спасу. Только это не мое призвание, – тихо закончил он, низко опустив голову. Он вообще выглядел как плохо завязанный воздушный шарик.

Я растерянно пошарил руками по столу и, к счастью, довольно быстро наткнулся на спасительную рюмку. Молча залив коньяк в горло, я с нетерпением стал ждать эффекта – мне явно не хватало энергии и смелости продолжить разговор в таком духе. Но даже от приличной дозы спиртного мне легче не стало.

– Ладно! – вдруг весело буркнул Леха, внезапно подняв голову и традиционно толкнув меня в плечо.

– Нам ли быть в печали, дружище! Не все так ужасно! Трудно быть богом, как вещали старики Стругацкие, но богом трудно быть лишь первые лет десять, а потом привыкаешь! – со смехом закончил он и тоже залпом выпил коньяк. Больше мы к этой теме не возвращались.

Я вернулся домой. Мы продолжали общаться по телефону. Только я все реже мог дозвониться до Лехи. Хотя он всегда перезванивал. Я слышал его уставший, словно потухший голос, и все внутри меня начинало кричать и сопротивляться. Мне хотелось крикнуть ему в трубку «Леха, все, хорош, остановись! Ты же не Бэтмен!»

Но я «держал лицо», рассказывал о семье, детях, обещал приехать. Понимал, что мои советы будут расценены как покушение на правильность жизненной позиции. Потом Леха пропал. Номер стал недоступен. Я пытался найти его через рабочий телефон, но там мне отказались дать информацию, сказав, что Алексей Ильин у них более не работает.

И вот, десять лет спустя мой друг Леха внезапно обнаруживается в сомнительной забегаловке на окраине Екатеринбурга. Такой же высокий, только очень худой, сутулый, с острым носом на постаревшем морщинистом лице. Но глаза… Глаза Лехины! И он счастлив. Несмотря на всю странную внешнюю потертость и даже неряшливость, его счастье лучилось из него, как солнечный свет пробивается сквозь щели не плотно закрытых штор.

Мы были одни в кафе. Леха потащил меня в самый дальний угол за столик с диванами. Я плюхнулся на диван с той же дурацкой чашкой чая, все еще находясь в прострации от встречи. А Леха просто кипел безудержной энергией, заявляя, что это судьба, что мы действительно связаны невидимыми узами. Тут же менял концепцию и кричал, что это неслыханное чудо, тряс меня, бил кулаком в плечо и требовал срочно что-то делать, куда-то бежать и кому-то рассказывать. В общем, шок у каждого проявился по-разному

– Стоп! – не выдержал я, – прекрати орать! Дай в себя прийти! Я… Я вообще ничего не понимаю! – я схватил Леху за запястья и прижал его руки к столу.

– Леха, что случилось? Ты куда пропал? Тебя же десять лет не было! Я, грешным делом, думал ты умер… Найти тебя не смог.

Леха молча смотрел мне в глаза, и с лица его медленно сползала волна эйфории, уступая место сосредоточенности и печали.

– Ты прости меня, Санек… Прости, что весточки никакой не послал, когда все случилось. Страшно мне было… Страшно и стыдно, что не смог я сделать все правильно, что сил не хватило, – Леха опустил голову и слова его звучали глухо.

В голове мысли теснились, толкаясь и пытаясь выстроиться по порядку, но порядка не было. Это раздражало и заставляло меня нетерпеливо ерзать.

– Помнишь, в последнюю встречу я признался тебе, что быть врачом не мое призвание?

Я молча кивнул.

– Я тогда даже не понимал, к какой пропасти иду с этой своей концепцией несения людям «разумного, доброго, вечного» … Может, если бы я не был таким идеалистом, мне бы было проще работать. Так ведь многие и работают, и врачами тоже. Призвание быть врачом – штука весьма редкая… В основном, прутся в медицинский по незнанию, дескать, всегда деньги будут… Или дети тех, кто уже в теплых местечках пристроились – на кафедрах, в министерствах… Тяжелая это работа, понимаешь? Наверно, самая тяжелая. Оставаться человеком, когда рядом нечеловеческие страдания. Я долго крепился. Убеждал себя, что это профессиональные издержки, что другие же работают, – Леха так крепко сжал зубы, что я услышал скрежет.

– Каждое утро было адом. Во сне я жил другой жизнью. Свободной. И, когда меня выдергивал из сна звонок будильника, я мгновенно погружался во мрак депрессии. Отпуск не спасал – я не мог отключиться со своей манией все контролировать. Семья разваливалась. Алиса постоянно устраивала скандалы – меня никогда не было дома, а, если даже и был, то я почти всегда спал. Общаться с людьми вне работы я не мог – меня просто наизнанку выворачивало от их, как мне казалось, надуманных проблем. Я пошел к психотерапевту. Баба оказалась на редкость умной, сразу мне сказала – увольняться и не работать врачом как минимум год, а там посмотреть. Но ты что… Как же я мог так просто сдаться! – Леха зло усмехнулся и сдавил виски руками.