Петр Альшевский - Гибрид Игл-Пиг

Глухов. Не в нашем раю.

Лукинский. В мусульманском. О наших райских кущах я с математической точностью скажу, что секса в них нет. Так определено Богом… «Иакова я возлюбил, а Исава возненавидел». Чьим-то чистым душам дозволено совокупляться, чьим-то отведено лишь прогуливаться и на природу глазеть, не нам с вами высочайшие законы устанавливать. Жребий у нас жалкий – что решено свыше, нам не отменить… нам даже роптать предосудительно. Но это все заявления общего характера. Если на нашей следующей встрече какая-нибудь из женщин промолвит, что ей до лампы с кем уединиться, кто из нас стопроцентный кандидат на первую связь? Кому хватит отваги себя показать?

Глухов. Мне.

Лукинский. Ну, иди.

Полыгалов. Когда он сказал, что пойдет, от сердца у тебя отлегло?

Лукинский. Ты составил обо мне неправильное мнение. Вперед всех я не рвусь из-за моей интеллигентности, а не потому, что я побаиваюсь быть с женщиной тет-а-тет. Придет моя очередь, и я слабины не дам.

Малышев. А я без любви не знаю, что смогу.

Полыгалов. Я бы над тобой поглумился, но после твоих слов мысли у меня смешались… зачем тебе любовь?

Малышев. Затем, что она важнее всего.

Глухов. Любовь – галера. Любовь – каторга. Я любил, с фанатичным упорством ее любил, всецело! Мою безалаберную девочку это ни к чему не обязывало. Она жила, как жила – с вечеринками, подружками, да и мужиков не избегала… а для меня альтернативы ей не было. Влюбившись в нее в восемнадцать лет, к девятнадцати я в любви к ней укрепился, и когда она не возражала со мной пересечься, тыкался в нее губами, твердил, что на мои поцелуи ей бы следовало отвечать, она смотрела на меня невозмутимо. Для меня во всей Вселенной существовала только она, а для Мариночки наша Вселенная до размеров меня не сжалась. Мне составляли конкуренцию машины, мода, сессии, круизы… по странам Скандинавии она в него уплыла. Ее увозил теплоход, ну а я мысленно греб за ней на галере моей любви… параллельно с греблей и уму-разуму набирался. Чувства оказали на мозг стимулирующее воздействие, и он постановил, что он с ними справится. Спустя несколько месяцев он меня от нее освободил.

Валюжный. После Марины ты его ни к кому так и не адаптировал?

Глухов. Дальше бесчувственного секса он меня не пускает. За что я на него не в обиде.

Малышев. Дело твое.

Валюжный. Под каблуком высокого безответного чувства он свое отвалялся. Ощущение любви – процесс, конечно, солнечный, но на солнце пятна.

Лукинский. Пятна на солнце разглядел еще Галилей.

Валюжный. С его именем на устах мы на женщин и приляжем.

Действие третье.

Разглядывая фотографии мужчин или ровным счетом ничего не делая, женщины на двухъярусных кроватях сидят по одиночке и попарно.

Жмудина. У этого подбородок легковат.

Борянкина. Ты склонна к мужчинам с квадратными?

Жмудина. Таким я располагала. «Подвинь ножку, а не то я тебе ее отдавлю». Присаживаясь на постель, он сказал.

Петрялова. Любовью собирались заняться?

Жмудина. Рядом со мной он прилег. И пробормотал, что сейчас бы он съел ежик величиной с голову. Ну котлету с рисом. И какой путь мне было избрать? Встать и идти готовить?

Петрялова. У любой женщина собственная линия поведения. Я, скрывать не буду, заявила бы ему, что сначала секс, а потом ежики.

Жмудина. И он бы потянул руку к твоей ноге.

Петрялова. К моей ножке. И хорошо, пусть он ее трогает и заводится, ласкать ногу – это же не всем весом на нее садиться, это чувственно и….

Жмудина. Он бы решал задачу иного порядка: не тебя распалить, а себя накормить. Он бы тебе сказал, что ногу он тебе сожмет и кровь к ступне не пойдет, готовь еду или страдай!

Денисова. Ваши сердца бились не в унисон.

Жмудина. Что понятно тебе, и для меня не за семью печатями. Совместно с ним жила, хозяйство вела и не могла избавиться от ощущения, что петля затягивается… сейчас это уже история.

Борянкина. Да…

Жмудина. Его уход к другой женщине поставил меня в тупик.

Борянкина. Тебе казалось, что ты от этого выиграешь, но ты проиграла?

Жмудина. Мой жалобный вой соседи не слышали. Повстречав меня, спрашивали, что же же у меня все-таки стряслось, и я говорила, что одиночество на меня не давит. Выражение моего лица утверждало обратное. Если бы мне кто-нибудь на это указал, я бы сказала, что это его частное мнение.

Кобова. Помилосердствуйте! У меня пропал к примитиву всякий интерес, и при мне вы об одиночестве не долдоньте – беседам о нем я буду противиться. Снова о нем разговоритесь, прерву не раздумывая! Ох, одиночество! Тяжелый период в личной жизни! Но ко мне не применительно. Я над всем этим без снижения летаю!

Борянкина. А зачем ты разместила анкету на сайте знакомств? Не мужика, скажешь, искала?

Кобова. Меня вбила туда моя товарка по принятию препаратов, что законом запрещены. Без учета моей позиции! Она это сделала, и я стала туда заходить и смотреть, кто же мне пишет. Мозговых недоносков я отметала, а оригиналам начала отвечать. О брачных танцах журавлей мне небанально написали…

Денисова. Пойдемте, как журавли, потанцуем, а после поженимся?

Кобова. Необдуманные слова. Меня бы ими в переписку не вовлекли. Не то что… хммм… написанное им. «Журавли перед свадьбой танцуют! Но какая у журавлей свадьба? Кто к ним придет, кто принесет покурить или выпить, свадьба у них дрянная, а о нашей свадьбе я и не помышляю, но бутылочку бы с тобой раздавил, да и травки бы покурил. Сочтешь возможным отнестись положительно – уведоми». Я сочла.

Петрялова. И у вас завязались отношения.

Кобова. Не безжизненные. В нашем обмене посланиями на чувственности мы не акцентировались – мы ступенчато взбирались на пригорок, откуда на мир смотрится беспечально. Затаскивали на него кресла и вглядывались, растет ли вокруг них ежовник, продолжаются ли победные гуляния откопавших свои головы страусов: как и о журавлях, о страусах он написал. Мозги у этого порнографа не птичьи!

Жмудина. С женщинами, что на наркоманок не смахивают, он общался попроще.

Борянкина. «Пишу вам с надеждой на скорое взаимное счастье…».

Петрялова. «При вашем отказе устремиться ко мне навстречу моя душа будет стремиться испариться…».

Кобова. «Со следующей пенсии по инвалидности я куплю тебе дыню!».

Петрялова. Он тебе расписал, что он инвалид?

Кобова. Из младшей ветви династии Пресненских Шизов. Вместилище серого вещества он от распада не спас, но пробоины и искривления под себя приспособил. На нос спящей кавказской овчарки вы бы ногу поставили?

Петрялова. Мы наше состояние контролируем.

Борянкина. Мне такая овчарка, чтобы она спала, не попадалась. Спящей ее только в собственном доме застанешь.

Жмудина. Можно и за забором участка, на который тебя не приглашали. Он же не своей овчарке на нос наступил?