Александр Погодин - Молодые люди

И вот, почти все приготовления завершены. Раздался звонок в дверь.

– Я открою, – отрывисто сказала мать. Отец присел рядом со мной.

– Ну, не вешай нос. Я ведь ненадолго, – сказал он, пытаясь придать себе непринужденности.

– На сколько ты уезжаешь?

– Этого я и сам не знаю, – видно было, что этот вопрос очень неудобен ему.

– А как же уроки? – спросил я.

– Что ж, поставят кого-нибудь вместо меня.

Из прихожей послышалось щелканье дверного замка. Мать открыла. Затем незнакомый мужской голос произнес:

– Здравствуйте, Валентина Григорьевна.

– Здравствуйте.

– Вы уже собрались?

– Да, сейчас…

Она быстро накинула пальто и подбежала к нам.

– Пошли, быстрее!

– Ну, не скучай тут без меня, – обратился ко мне папа. – Скоро приеду! Ты уже взрослый, думаю, глупостей творить не станешь!

– Не стану, – сказал я, почувствовав некоторую несправедливость: если я «уже взрослый», то почему от меня скрывают, как от мелкого недоумка то, что происходит?

Отец крепко обнял меня. Затем, одевшись, подхватил чемодан. Легкая сутолока в прихожей, и – дверь закрылась.

Прошло почти два месяца. Папа так и не появлялся, мама ничего толком не говорила о нем. Все это время во мне, как в запечатанном кувшине, настаивалась тревога и обида за недомолвки. Мне оставалось только строить догадки о том, что с ним, и где он может быть сейчас. Разумеется, в школе каждый из моих одноклассников считал своим долгом спросить меня «где?..», «что случилось?» и т. д. Я ничего не рассказывал. Нечего было рассказывать.

Время шло. Я не успокаивался. Тоска разрасталась.

Папа всегда уделял много времени моему воспитанию – мы вместе ходили на рыбалку, в кинотеатр, читали энциклопедии, особенно часто – по астрономии, с красочными картинками, на которые я не мог наглядеться.

Помню как однажды, в один из зимних вечеров, когда слышится завывание дворовых собак и ветра за окном, а дома тепло и спокойно, я попросил папу почитать мне перед сном. Мне тогда было лет шесть. Папа взял с полки книгу, сел на край кровати и начал читать мне про теорию относительности Эйнштейна.

– Зачем ты ему это читаешь! он же ничего не поймет! – сказала мать.

– Ничего, пускай просто послушает, – был ответ.

Потом мама все-таки убедила отца в том, что мне нужно более легкое чтение. И однажды папа принес мне «Гарри Поттера». Я тогда еще мало знал об этой книжной серии, тем более, что в наших краях такая книга была редкостью. Однако, прочитав первую часть, я понял, что обожаю эту историю и этих героев. Тогда папа принес мне все остальные части, которые вышли на тот момент. Эти книги буквально приковали меня к себе. А потом в школе я пересказывал сюжеты книг (бессовестно спойлерил) своим одноклассникам, и они жадно ловили каждое мое слово. Славно было.

В общем, я вспоминал все дорогие сердцу моменты, связанные с отцом. Он, можно сказать, открывал для меня целые миры, от которых у меня захватывало дух и кипело воображение…

Был обычный вечер самого гнетущего месяца в году – ноября. В квартире было тихо, только с улицы чуть слышно доносился свист ветра. Я пытался отвлечься от дурных мыслей и делать уроки. Мама готовила что-то на кухне.

Тишину нарушил дребезг телефона. Мать взяла трубку, и я весь обратился в слух.

– Алло… Здравствуйте… Да, слушаю… Как?! – голос ее упал, – Когда?… Всё… Всё, я еду! Я еду! – вымолвила она плачущим голосом. Разговор прекратился. Послышались глухие рыдания. Воздух почернел.

Я понял, что произошло, хоть и не слышал слов ее собеседника. Следующие несколько секунд я сидел, не в силах шевельнуться, точно был парализован. В глазах помутнело.

Послышались мамины шаги. Я быстро протер глаза ладонью. Отчего-то я не хотел, чтобы мать увидела, что я все понял. Но она и не взглянула на меня. Начала собирать какие-то вещи. Она плакала сдавленно, сдерживалась из последних сил.

Когда она собралась, я, как можно более ровным голосом, спросил:

– Мам, куда ты? что случилось?

Она пробормотала что-то сквозь слезы.

Затем промолвила несколько напутственных слов о том, чтобы я не переживал и вел себя хорошо, пока ее не будет. И ушла.

Я стоял один в коридоре, глядя на закрытую дверь. Ватная тишина густела с каждой секундой.

Мне тогда было 11 лет.

К реальности меня вернул стук в дверь купе. Опять проводница.

– Вот ваше постельное, – протянула мне комплект, – счастливого пути.

Поезд уже набрал приличную скорость. Я вышел в коридор.

На часах было полдевятого вечера. Глухо раздавался приплясывающий стук колес. Все пассажиры попрятались и наверняка уже разворачивали припасенную провизию – курочку, вареные яички и все такое. Иногда кто-нибудь выходил наружу за кипятком. Все они, как и я, находились в этом поезде затем, чтобы в их жизни что-то поменялось. Мой попутчик так и не объявился, что, впрочем, нисколько не огорчило меня.

За окном проносились темные леса, кое-где угадывались крохотные деревянные домики.

Ехать предстояло два дня.

Петербург встречал солнцем и легким туманом.

Собрав весь свой скарб, я вылез из теплого вагона. Меня тут же охватил озноб. Я вдыхал прохладу города, образ которого я выстраивал по фильмам, книгам и прочему, и понимал, что не знаю о нем ничего.

Я прошел через вокзал на площадь. Вокруг снуют толпы, перекрикиваются, торопятся к метро, рычат и сигналят иномарки, а над всем этим высятся массивы зданий, рядом с которыми люди кажутся насекомыми. От увиденного слегка закружилась голова. Тот, кто не испытывал подобного, приговаривается к семнадцати годам жизни на отшибе страны.

Чтобы немного унять дрожь, я подошел к павильону метро, достал телефон и набрал мать.

– Алло, ты уже приехал? – услышал я в трубке.

Последовал беспокойный и дотошный расспрос – кого, чего, когда и т. д.

– Ну я же переживаю! Ведь ни друзей, ни знакомых – никого нет, кто бы помог!

– Ничего, сам как-нибудь. Ладно, поеду в общагу заселяться.

Выстояв длинную очередь в кассу, я взял сразу несколько жетонов и отправился на станцию «Черная речка».

– Да ты хоть представляешь, сколько еще народу, кроме тебя-то? – спросила меня комендантша общежития – полная, невысокая женщина с короткой стрижкой, хабалистым говором и колхозными манерами.

– Представляю, – говорю.

– Представляет он… Все лезут и лезут! Селить уж некуда! Зачем только вас так много расплодилось…

Ее стол был захламлен бумагами и папками, которые она нервно перебирала, пытаясь что-то отыскать. Я стал разглядывать ее кабинет: бухтящий в углу телевизор, рядом – шкафы с кучей скоросшивателей, на стене – самодельный плакат, иллюстрирующий официальную сторону жизни студентов в этой общаге, на подоконнике – горшки с растительностью. Позади коменды висела ее семейная фотография – габаритный муж, похожий на Карлсона, пухленький сынок и она – на берегу моря. Рядом с этой семейной идиллией расположился, подобно оберегу, портрет главы государства, как бы символизирующий стабильность и веру в светлое будущее.