Нина Русанова - Испанский сон – 1. El sueño español

Анхель всё никак не мог успокоиться, жаловался, плакал… Его утешали как могли, но он всё жаловался, всё плакал…

И пришлось Нине допоздна, снова и снова, всё это выслушивать.

Глава семейства давно уже носился с идеей «подарить», «отдать» всё «детское», всё «девчачье» содержимое шкафа, с пеной у рта убеждая, уговаривая всех: «Пока это хоть кому-нибудь нужно!» Ну что тут скажешь? Мальчишка он и есть мальчишка. Ничего-то ему не нужно, ничего-то не жалко. И никого. Вот и давит. Только она, Нина, одна она всех жалела.

Вот, например, совсем недавно она лишилась друга – плюшевой своей собаки. Белой и пушистой, с красными ушами в белый горошек и такими же лапами. Собаку подарил бывший ухажёр. Даже не бывший, а несостоявшийся: так, навязался провожать, сначала до метро, потом в метро… У метро её и купили. Ухажёр купил. Цветов не было. Поздно. И зачем купил? Сразу мог догадаться, что ничего ему не светит.

Симпатичная такая собака. Она долго стояла у Нины в шкафу… И вот, собаку унесла сопливая девочка по имени Жудит. Анхель сказал: «Жудит она нравится. Давай подарим?» Как тут устоишь? И Жудит унесла собаку к себе. Унесла насовсем. Унесла, прижимая ручонками к груди, и была – судя по тому, как порозовело её худенькое личико, по тому, как округлились, как засияли тёмно-серые в обрамлении длинных чёрных ресниц глаза, по тому, как широко и беззубо ощерился рот, – совершенно счастлива!

Хоть кто-то счастлив…

Несчастной была только сама Нина. Одна-одинёшенька в этом доме, в этом чужом городе, в этой странной стране с «кошачьим» названием… На всём белом свете – одна.

К тому же, Нина старела. Старела неотвратимо, неудержимо и необратимо… А все эти «красотка», «милашка», «всё та же» и «хорошо сохранилась» – уж Нина-то знала им цену! И возраст свой тоже знала она. Сорок лет, извините, это уже возраст… Да, она старела: от времени, от жары и от солнца, от которых летом здесь (даже дома!) некуда деться, и которые (сами знаете, как!) действует на кожу, на волосы, на глаза…

А зимой здесь в домах так холодно, что «русскому человеку и жить с непривычки нельзя» 11 11 «Здесь у вас в комнатах теплее, чем за границей зимой, – заметил князь, – а вот там зато на улицах теплее нашего, а в домах зимой – так русскому человеку и жить с непривычки нельзя». – « Не топят?» – « Да, да и дома устроены иначе, то есть печи и окна». – « Гм! А долго вы изволили ездить?» – « Да четыре года. Впрочем, я всё на одном почти месте сидел, в деревне». (Ф. М. Достоевский «Идиот») . И от холода этого Нина, во что бы ни была она одета, стыла, застывала, впадая в некое подобие анабиоза, и подолгу стояла или сидела, молча, вперив стеклянный взгляд в одну точку, и всем казалось, что она, действительно, вот так, с открытыми глазами, спит и видит одной ей видимые и одной ей понятные сны…

Но на самом-то деле это была тоска.

Тоска. По той стране. По тому дому. По тому времени, когда она была ещё молода, когда она была ещё хоть кому-то нужна… Очень нужна.

Она – та, которая создана была для вечной юности, младости! – старела. Видимо, у неё закончился какой-то внутренний, отпущенный ей богом завод: лицо её приобретало какой-то противный желтоватый оттенок; волосы редели и тускнели; глаза блекли и видели всё хуже, особенно почему-то правый; руки и ноги – двигались, конечно, но уже совсем не так, как раньше…

И у неё давно уже сложилось ощущение, что она – давным-давно, очень уже давно! – никому не нужна.

Давно уже…

Нужно было задуматься о будущем. Пора. А думать о нём Нине так не хотелось…

Nina (им. сущ. ж.р. в ед. ч.) – по-каталонски значит «кукла» 12 12 (La) nina russa (кат.) – матрёшка (букв. «русская кукла»; соответственно, (la) nina russa nova – «новая русская кукла» или «новая матрёшка»). . Странно, что узнала это она только здесь и только сейчас. Как странно всё… Думала ли она когда-нибудь?.. Могла ли предположить?.. Мог ли ей кто-нибудь сказать?.. Впрочем, мог бы и сказать… Ведь были же у неё какие-то знакомые каталонцы и раньше, в той ещё жизни… Так что же они молчали как рыбы?

А если бы и сказали? Услышала бы она их тогда? Поняла бы?

А если бы даже и услышала, и поняла… что бы это изменило?

Ведь она, собственно, и была-то – куклой. Самой настоящей куклой: с пластмассовыми руками и ногами, с нейлоновыми волосами. Когда-то она ходила, по-настоящему, механически поднимая-переставляя прямые ноги… И когда Нину наклоняли назад, глаза её закрывались… А когда снова ставили на ноги – открывались, и в пластмассовой Нининой груди перламутрово переливалось: «Ма-ма!..»

Кукла Нина. На «кошачьем» языке это и звучит-то, оказывается, примерно как «масло масляное»:

la nina Nina —

как короткая детская песенка-шутка, песенка-игра с избыточным повторением слов и слогов. Которую и дóлжно бы напевать весёлым кукольным голосом, но получается почему-то всё равно грустно…

Скоро и её, куклу Нину, вынут из этого шкафа со стеклянными дверцами и тоже – отдадут. Подарят. Домработнице Любе. Хозяйка и подарит.

Тоже, кстати, Нина… В честь неё и назвали когда-то. Лет сорок назад… Отдаст. Для Любиной внучки, которая «завсегда бежит-бежит на мысочках – встречать! и сразу – раз – в сумку: „Бабуй, тиво пинеса?“» – и которая «все куклы любит, все-все, хоть старые, хоть поломатые, хоть какие».

Ниночка, приветствую. Прочитала твой рассказ Nina. Узнала себя. Сама в аналогичной ситуации. Очень наболело. Спасибо тебе.

Анаид – девочка очень красивая.

Голубые глаза и тёмно-русые волосы, столь редкие для юга Испании, но довольно часто встречающиеся на севере этой страны, унаследовала она от своего папы Анхеля.

Ángel по-испански означает «ангел». Он и есть ангел – тихий и кроткий. Безотказный: что ни попросишь – всё сделает. По-северному, почти по-прибалтийски, спокойный, сдержанный, даже несколько флегматичный – словом, настоящий каталонец. Он лишь изредка ворчит на свою жену Диану, маму Анаид:

– Как это «не купила хлеба»? Ужинать без хлеба нельзя! – нарочито громким и низким голосом выговаривает, больше для виду, напоказ. А то, чего доброго, подумают, что эта девчонка его не слушается.

«Девчонка» намного младше него – и впрямь девчонка. «Тонкая и звонкая» – точёная, стремительная – ни дать ни взять юная богиня! У неё жаркий, тропический, темперамент. Говорит высоким голосом – быстро, громко, непрестанно жестикулируя; заливисто смеётся, выразительно хмурится и то и дело встряхивает пышной гривой вьющихся тёмно-каштановых волос.