Ив Соколофф - Чёрный Лес

– Хорошо, – Мартин был несколько разочарован, что его не уговаривают. – Тогда – спокойной ночи.

– Ага…

Мари отвернулась, закутавшись в одеяло, а он быстро оделся и, стараясь не шуметь, выскользнул из квартиры.

Мартин задумчиво брел по спящим улицам сквозь сырую теплую ночь. У него так и не возникло чувства, что у них с Мари сможет снова что-то получиться. Он был очень благодарен ей за этот вечер: оказывается, ему было очень важно пообнимать настоящего, живого и теплого, чуточку родного человека, но он начал сомневаться, что захочет повторить этот опыт в ближайшее время. Незаметно для него самого, ноги принесли его к дому, где когда-то жила Май. Он почувствовал легкий укол грусти, привычно поднимая глаза к знакомому окну. И вдруг он задохнулся: в окне горел свет, это было единственное освещенное окно в доме. На мгновение ему показалось, что все произошедшее в эти годы было лишь жутким кошмаром, он даже успел обрадоваться, что морок развеется и он снова увидит Май живой и здоровой. Но в этот момент кто-то из нынешних жильцов повернул выключатель, гася свет, а вместе с ним и приступ иррациональной глупой радости. Мартин повернулся и широко зашагал прочь, унося с собой горечь разочарования и внезапно воскресшую тупую боль в груди.

Он никак не мог заснуть в эту ночь: мысли о прошлом нахлынули с новой силой. Наверное, это было несправедливо по отношению к Мари, ведь вспоминал Мартин не их отношения, а Май, ее пронзительный взгляд, ее голос, тихую улыбку тонких губ. Ему было неловко перед ней за то, что случилось. Он будто бы изменил той единственной, кого по-настоящему любил, и это было гадко. Хотя умом он понимал, что Май давно не здесь, не с ними, и подобные мысли совершенно непродуктивны – надо продолжать жить, а не превращаться в двадцатипятилетнего старика.

Мартин встал и, достав из ящика аккуратно сложенную голубую футболку Май, бросился на кровать, уткнулся лицом в мягкую материю и мгновенно отключился.

Было тихое субботнее утро. Мартин выскользнул из комнаты, решив не дожидаться, пока отец и Элена проснутся – ему совершенно не хотелось ни с кем разговаривать и, тем более, ловить на себе понимающие взгляды: наверняка они слышали, во сколько он вернулся после концерта. Мартин налил себе оставшийся в кофеварке вчерашний кофе, отпил, почти не ощущая вкуса и подошел к окну кухни. Погода была так себе и очень перекликалась с его настроением: низкие тучи закрывали все небо над Доностией, казалось из них вот-вот начнет сеяться мелкий, не по сезону прохладный дождь. Хотя и совсем не обязательно: тучи – тучами, а дождь – дождем. Здесь на побережье одно совсем не обязательно дополнялось другим: то безобидное с виду облачко могло пролиться настоящим ливнем, то плотная серая пелена на несколько дней заполняла небо от горизонта до горизонта, не пролив при этом ни единой капли.

Мартин отставил кружку и, стараясь не шуметь, вышел в прихожую, секунду подумав, прихватил зонт и аккуратно, без щелчка, закрыл за собой входную дверь. Ему необходимо было проветриться, просто идти куда-то без цели, дыша прохладным сырым воздухом с легким привкусом соли. Мартин вышел на набережную, где было малолюдно по случаю непогоды, остановился у белых перил, глядя вниз на набегающие на песок свинцовые волны, неторопливые, длинные и пологие. Он вспомнил, как они стояли на этом самом месте с Май в их первую ночь, и ему стало совсем грустно. Он повернулся было, чтобы пойти дальше и тут же поспешно вернулся к созерцанию океанской дали: краем глаза он заметил знакомую фигуру Мари, стоявшую в отдалении у пешеходного перехода. Вот уж чего он совершенно не жаждал, так это обсуждать сейчас туманные перспективы их отношений. Мартин понадеялся, что она не заметит его и пройдет мимо, но нет – скоро за спиной раздался ее голос, правда совершенно нетипично подавленный:

– Мартин! Ты здесь! А я как раз к тебе шла… Хорошо, что я тебя заметила!

– О, Мари! – он обернулся и сделал вид, что только ее увидел. – Ко мне? М-м-м… зачем?

– Ты знаешь… – она слегка прикусила губу, собираясь с мыслями.

Мартин заметил, что выглядит она невыспавшейся и странно печальной, хотя ярко накраситься все же не поленилась. Одета она была в линялые джинсы и просторную темную толстовку, словно этим утром ей совсем не хотелось подчеркивать свои формы.

– Ты знаешь, то что было вчера… Это было ошибкой. Не надо было этого делать.

– Почему? – слишком эмоционально вырвалось у Мартина, который совершенно не ожидал, что Мари сама затронет эту тему.

– Ой, – девушка смутилась, подумав, что задела его мужское самолюбие, – не подумай ничего такого, все было здорово! – сказала она поспешно. – Просто… Это из-за Майтанэ!

– А-а-а… – как можно более нейтрально протянул Мартин, испытывая при этом невероятное облегчение.

– Понимаешь… Ты ушел, а я почему-то вспомнила Май… Столько лет прошло, а она перед глазами, прямо как живая… Ой, прости! – добавила она, увидев, как он переменился в лице при этих словах и продолжила жалобно: – В общем, давай просто друзьями останемся?

– Хорошо, – медленно кивнул он, чувствуя, как груз мнимой вины исчез, оставив лишь неприятное послевкусие.

– Вот и ладно! – Мари облегченно улыбнулась, но тут же снова погрустнела. – Давай сходим, навестим ее?

– Прямо сейчас?

– Да. Я, как проснулась, себе места не нахожу. Я, вообще-то, за этим к тебе и шла, попросить со мной сходить.

– Пойдем, – согласился Мартин, вдруг осознав, что его собственная вроде бы бесцельная прогулка скорее всего привела бы его туда же: в маленькую тихую палату городской больницы, где на высокой кровати с приподнятым изголовьем вот уже почти семь лет лежала Май, абсолютно безучастная ко всему, что происходило вокруг.

Они пошли пешком – торопиться и ехать на автобусе совершенно не хотелось. Молодые люди свернули с набережной и побрели по тротуару вдоль нескончаемого ряда баров и магазинчиков, по большей части закрытых. Когда они проходили мимо едва освещенной витрины цветочного магазина, Мартин, внезапно повинуясь сиюминутному импульсу, толкнул дверь, которая, неожиданно, поддалась. Он зашел внутрь. Мари молча последовала за ним. Магазин был скорее рассчитан на продажу предметов декора и комнатных растений всевозможных видов: небольшой торговый зал был под завязку забит кадками с пальмами и фикусами, горшками с геранью и кактусами, но с краю на прилавке обнаружилось два небольших оцинкованных ведерка, в одном было тесно от нежно-розовых тюльпанов, а в другом сиротливо накренились штук семь невысоких, отчаянно колючих ярко-алых роз.

Мари приблизила к ним лицо:

– Ах, как они пахнут!

– Молодой человек, купите розы для девушки! – улыбнулся пожилой продавец, бесшумно, как привидение, появляясь из-за большого фикуса. – Свежайшие, только сегодня привезли из Эрнани.