Татьяна Росс - Больше чем секс. Картинки к Фрейду

– Все, пора домой! Сколько можно… – слышались раздраженные призывы нетерпеливых женщин. Дети же прыгали, толкались, лезли по лесенке, обсыпали друг друга песком… в общем, были заняты своими детскими делами и на крики мам не обращали внимания. Женщины, теряя терпения, кричали все яростнее. Некоторые, отчаявшись, вытаскивали отпрысков из кучи копошащейся детворы, схватив своего за шиворот. Тот выворачивался, сучил ногами, пытаясь вырваться. И вопил. Да, обязательно вопил, что хочет погулять еще немного. Хоть пять минут. Но женщины выглядели уж совсем несговорчивыми и нервными.

– Нет, нет, нет… уходим… – такие возгласы звучали с разных сторон детской площадки.

«И чего они так нервничают? – подумала я, иронично поглядывая на них. – Куда спешат? Кто ждет-то их дома? Муж на диване? Сто лет они ему сдались…»

Постепенно гвалт затих, и я полностью погрузилась в рассматривание чужих окон и в свои собственные мысли. Домой идти не хотелось. Свежий весенний воздух дурманил голову, будто после принятия хорошей дозы алкоголя. Среди обрывков кружащихся мыслей почему-то, как перед смертью, стали проплывать воспоминания. Приятные и не очень.

«Никогда не думала, что к сорока превращусь в такую брюзгу. Какое-то дурацкое состояние. Состояние тупика… А говорят, сорок пять – баба ягодка опять. Какая там ягодка… и правда, не ягодка, а бздника. Никаких приятных желаний. Никаких радостных мечтаний. Один пшик остался».

И чем больше я рассуждала, тем сильнее становилось себя жалко. Казалось, жизнь закончилась, и я никому не нужна. Дети выросли. А муж… муж лежит на диване, где ему и положено. Рот открывает только тогда, когда нужно в него положить кусок пирога или влить пива. Я уже толком забыла, как звучит его голос. Но, может, поэтому мы и живем все еще вместе. Если бы разговаривали друг с другом, давно разругались бы и развелись. А так… мирное сосуществование двух особей неопределенного пола.

«Точно… неопределенный», – мысль понравилась, и я представила внешний вид мужа. Высокий и стройный в прошлом, теперь он стал длинным и сутулым, а вечно растянутые на коленках штаны превращали его вообще в фигуру из комикса. Я хихикнула, но тут же осеклась, вспомнив себя стоящей перед зеркалом.

«Да уж… тоже еще тот портретик! Не к ночи будь помянутой! Или увиденной…» – хотелось быть объективной.

В отличие от стройного и почти спортивного мужа с намеком на бицепсы на руках и «квадратики» на животе, которые называли прессом, я была в молодости полненькой и сдобной. Небольшая полнота округляла мои формы до женственных и привлекала внимание мужчин. Полнота была соблазнительной, а тонкая талия при наличии четвертого размера срабатывала беспроигрышно. Причем четвертый размер некормящей мамы не выглядел полуопустошенным резервуаром для хранения молока. Сейчас же эти формы разъехались до неприличных размеров, хотя дрожжами я себя не подкармливала. Кроме излишней полноты, от которой никуда не деться, были и другие символы застойного вида. Я глянула на руки, сцепленные на животе, и сразу же сунула их в карманы пальто.

«Да, ручки мои, ручки, – тоскливо подумала я опять с жалостью к себе, – некому о них позаботиться, к маникюрше сводить…»

О ногах вообще думать не хотелось. Хорошо, они в сапожках и их не видно.

Я выправила спину, приосанилась… но это не помогло, и ощущение сдувшегося шарика одолевало все сильнее. В глубине души я понимала, что сама виновата в неухоженности свои рук или в том, что двадцать пятый сезон ношу одну прическу. Когда-то в молодости, во времена процветания группы «АББА», меня постригли под одну из популярных певиц, и с тех пор каждая стрижка сопровождалась словами: «Постригите как было». Парикмахер подрезал концы волос, оставляя форму, присвоенную когда-то. И даже когда я попыталась вырваться из этого круга зависимости к старой прическе, сделать это оказалось невозможно. Что бы я ни делала, стрижка в основных своих очертаниях почему-то повторялась из раза в раз, из года в год. Стрижка повторялась, а вот цвет стал меняться. Из черного в серо-бурый. Все больше серебристых волосков проскакивало в черноте, меняя общий окрас. Сначала их было так мало, что не было причин для беспокойства. Но со временем седина бесстыже стала преобладать среди черных волосинок. Еще немного и… ой…

Мне надоело заниматься самобичеванием, и я решила отвлечься, полистав книгу, которую купила на развале, выхватив из кучи потрепанных ее собратьев на ходу, пробегая к рядам с капустой. Над моей головой вспыхнула лампа дневного освещения, ярким пучком вырвав меня с моей книгой из навалившейся тьмы. Тишина после ухода последнего сорванца нарушалась лишь журчанием въезжавших во двор машин, что не только не раздражало, а даже мерно баюкало. Я вытащила из сумки книжку и открыла ее. Это были мемуары престарелой актрисы. Она с подробностями перебирала в памяти перипетии своей жизни, описывала встречи со знаменитостями, намекала на романы с известным генералом и академиком, имена которых по понятным причинам не захотела называть, они же якобы были чрезвычайно известными персонами. Читая о таких историях, ты будто заглядываешь в замочную скважину и наблюдаешь за чужой жизнью. Все, что автор недоговаривает, дорисовывается твоим воображением. Если оно, воображение, у тебя есть…

– Интересно? – кто-то громко задал вопрос чуть не в самое ухо. Я оглянулась и увидела женщину, сидящую рядом со мной. Ее яркий вид – иссиня-черные волосы с раскрашенными в ярко-желтый цвет прядками, которые теперь называются «перышками», подведенные стрелками глаза, малиновые губы и пестрый платок, наброшенный на плечи, – слепил, отчего я даже немного сощурилась.

– Книга интересная? – приветливо и уже потише переспросила женщина.

Я продолжала моргать, не понимая, откуда взялась незнакомка и чего ей от меня нужно.

– Смотрю, сидите тут одна… – заговорила яркая дама, словно поняв мои сомнения и решив объясниться.

– Да… вот… – залепетала я, не зная, что сказать. – Книгу вот… купила на рынке… Интересная жизнь у некоторых. Хоть про чужие переплеты почитать, когда своих нет.

– У других, говорите, интересная, а у вас… совсем уж и скучная? Да читала я эту книгу, – сказала женщина, не дождавшись ответа на свой вопрос, словно и не нужен он был ей вовсе. – Ничего интересного. Только намеки. С одним известным встречалась, с другим даже, может быть, спала… бред сивой кобылы. Вообще не понимаю, кому интересны эти истории. Вот если бы эта дамочка описала свои интимные переживания, тогда совсем другое дело.

– Ну, то есть вы хотите сказать… – вставила я. – Про то, с кем и как именно она спала.

– Да нет, конечно. Почему вы воспринимаете все так прямолинейно? Позы в койке меня не интересуют. Для этого есть самоучитель с картинками. Интересно то, что она чувствовала, чего боялась, от чего возбуждалась и от чего получала оргазм . Вы понимаете, о чем я говорю?