Татьяна Росс - Больше чем секс. Картинки к Фрейду

Девчонки затихли, поняв, что Митрофанова не врет, и приготовились в ожидании продолжения «концерта». Вдохновленная таким вниманием Митрофанова стала рассказывать, как Машка хвалила необычайно большой член Анатолия, объясняла, какой он вкусный… Я почувствовала, как внутри меня что-то сжалось.

«Интересно, как это… вкусный? Анатолий, что ли, вкусный? – подумала я удивленно, толком не соображая, о чем речь. – Какая же я дура. Нет, идиотка! – так и не разобравшись до конца в вопросе вкусовых характеристик Анатолия, вынесла я себе безжалостный приговор. – Вон девчонки… занимаются сексом и ничего не боятся. А я… а меня… целый год… целый год Макс до поцелуя не мог довести. А ведь как хотелось. Измучила и его, и себя. Нет, правда, дура».

Остаток дня после этого разговора меня поколачивало от возбуждения. Я твердо решила, что пора начать хотя бы целоваться. Единственный, с кем я могла это проделать, был Макс. Не приставать же на улице к прохожим парням. Хотя я была уже на грани этого. Едва дождавшись вечера, я позвонила Максиму. Я не знала, что говорить, страшно переживала, что буду выглядеть в его глазах полной идиоткой… но охота пуще неволи, и я набрала номер. Услышав «алле», я стала лепетать что-то невнятное про забытый у него учебник. Он молчал, и я решила, что он не хочет со мной говорить. Я сделала паузу, готовая бросить трубку не прощаясь… как услышала взволнованный хриплый голос:

– Когда и где?

– Сейчас… под Лениным, – ответила я.

Больше мы не сказали ни слова. Все было понятно. Я готова. А он не передумал.

Через полчаса мы уже шли на нашу скамейку. В этот вечер мы не пили вино, не курили и даже не разговаривали. Мы просто, вцепившись друг в друга, целовались. Целовались бесконечно долго. Забыв о времени. О том, что нас дома ждут и волнуются. О том, что наступил поздний вечер. И что кто-то на нас смотрит. Мы впивались друг в друга и замирали, присосавшись как пиявки один в другого на сколько хватало дыхания. Затем, на мгновение отстранившись, чтобы перехватить воздуха, кидались с новой силой, одержимые бешеной страстью. Наваждением, делавшим из нас ничего не соображающих роботов. Мы целовались. Только целовались. Но теперь мне кажется, те поцелуи были такими долгожданными и в них воплотились мечты и желания, скопленные в теле на протяжении нескольких лет, что за вечер мы пережили оргазм ни один раз… а может, это только кажется. Но пережитое состояние можно сравнить с выбросом огромного количества энергии, энергии, равной взрыву атомной бомбы.

Максим, как потом я узнала, имел опыт другого общения с девушками. В свои восемнадцать он был вполне зрелым юношей, и ему требовалось гораздо больше того, что могла предложить я. Близкий друг Максима по институту, знающий нашу любовную эпопею, с издевкой говорил, что тот страдает склонностью к мазохизму.

– Это же надо так издеваться над собой! – удивлялся друг. – Мало девок, что ли…

Девок хватало. И тех, с кем Максим целовался, и тех, кто позволял ему делать с собой куда больше этого. Но Максим одурел от желания получить именно меня. Что-то волновало его во мне, возбуждало до безумия. Будто во мне таилось нечто, чего не было у других. А может, дело было в моей недоступности. Запретный плод сладок, как известно. Он не мог добиться от меня никаких прикосновений, не говоря о поцелуях. И поэтому ему особенно рьяно хотелось испытать на вкус, что же я собой представляю.

– Тайна секса, – говорила одна моя приятельница много позже, объясняя необъяснимую страсть одного человека к другому. – Почему, когда вокруг сотни тысяч других, мужик или женщина жаждет именно одного-единственного, неизвестно по какому принципу выбранного человека? Никто этого не знает. И знать не может. Что-то щелкает у тебя внутри, и все… ты идешь на него, как кролик на удава. Знаешь, что попал. Но ничего поделать не можешь.

Еще позже понятие «тайна секса» наполнилось другими, научными, объяснениями. Никакой тайны в притяжении одного к другому нет. Все дело в химических процессах. Да-да, мы, люди, состоим из атомов и молекул, как стол и стул. Но наши молекулы соединяются в разные конфигурации, вырабатывают всякие там эстрогены и тестостероны. Они и руководят нами, начиная от работы мозга и заканчивая работой… простите, половых органов. Это не мы хотим секса. А эти самые гормоны, выбрасывающие в разные стороны нашего организма свои частички, заставляют нас хотеть. И хотим мы того, на кого «работает» этот выброс.

У Максима гормоны срабатывали на меня. Им руководили эти самые химические реакции. И он буквально бредил желанием в отношении меня, а не кого-то еще. В средние века, да и в жизни наших бабушек, такое желание и сильная привязанность к кому-то считались колдовством. Мне же Макс нравился, но не больше. Мои гормоны, видимо, еще не были столь активно на него настроенными. Однако его страсть действовала на меня заражая и заставляя хотеть его почти так же страстно, как он меня.

Максим без труда находил женское тело для удовлетворения своих мужских потребностей, но продолжал желать меня. Возможно, я была ему необходима, как птица счастья, за которой гонишься, но не можешь поймать. Кто знает, может быть, получив от меня все, чего хотел, он потерял бы ко мне всякий интерес. Так же как он терял его к другим… А, может, прав был его друг, говоривший о мазохизме Максима, может, и правда ему доставляло удовольствие мучиться. Как бы то ни было, мы стали с ним встречаться достаточно интенсивно. Но наши встречи ограничивались поцелуями, впрочем постепенно распространявшимися по другим частям тела. Но последнего, решающего шага мы так и не сделали.

Встречались мы не только в парке. Наступила зима, и мы проводили вечера у Максима дома. Его прогрессивная мама никогда не лезла к нам ни с назиданиями, ни с разговорами «по душам», а, поздоровавшись, уходила к подруге или закрывалась в своей спальне. Мы целовались, ласкали друг друга, обнимаясь и прижимаясь один к другому. Возбуждали друг друга до умопомрачения, но… своих дальнейших позиций я не сдавала. Первый поцелуй дался мне необычайно тяжело. Пришлось выстрадать его в течение года. О дальнейших шагах в сторону развития наших сексуальных, если можно было их так назвать, отношений с Максимом не было и речи. Максим давно понял, что задрать свою юбку я не дам, даже если на меня наставить пушку. И он не настаивал, боясь потерять завоеванное. Каждый сантиметр тела осваивался миллиметр за миллиметром. Через пару месяцев мы с боями продвинулись к плечам, которые я позволила оголять, расстегнув блузку или стянув джемпер. Возбудившись после встречи со мной, Максим шел удовлетворить свою плоть к своим более сговорчивым подружкам. А я… я шла домой и проводила ночи, горя пламенем нереализованного желания. Я металась во сне, издавая стоны, иногда такие громкие, что сама просыпалась от них. Чувствовала, как тело покрывалось испариной, ноги тянуло какими-то странными нитями, заставляя их гудеть.