Таня Гуревич - Принцип моей неопределённости

– Хорошо, Тёма, пять. Как занятно, что ты назвал Левина ханжой. Только не пиши это в сочинении, бога ради.

Я уткнулся в книгу, делая вид, что ищу какую-то страницу в толстом томе. Тут в затылок мне прилетел огрызок ластика, я резко обернулся и увидел, как Марат корчит дикую рожу, высунув язык и дёргая им возле сжатого кулака. Намёк был на подлизывание к училке. Прозвенел звонок.

На перемене Марат и Егор вышли прямо за мной и тут же за порогом класса толкнули в спину.

– Ой, Тё-ё-ё-ёмочка, простиии, сладкий! Я надеюсь, ты обидишься и не скажешь, что я ханжа?

– Отвали, Егор, просто отвали… – было понятно, что сопротивляться практически бессмысленно, и их очередной розыгрыш нужно просто пережить. К тому же, все их подколы на тему гейства совершенно безмозглые. Ведь, наверное, каждой розетке в школе было известно, что я встречаюсь с Мирой, – Ты хоть знаешь значение слова «ханжа»?

– Ну, конечно, противный, я знаю! Ханжа – это гомосек, который притворяется нормальным и дурит несчастную девушку. Пожалел бы её, гадкииииий, – Марат и Егор поочерёдно разворачивали меня за плечо к себе, снабжая ребра тычками. Гриша стоя в шаге от этой сцены и ухахатывался, издавая звуки чахоточной гиены.

– Как вы меня заколебали, парни…. Я! Не! Гей!

– Расскажи ещё сказок, Артёмка, мы послушаем.

Тут в коридоре появилась Мира:

– Оставьте его в покое! Что он вам сделал?

– Лучше скажи, делает ли он хоть что-то тебе? – тут все трое уже ржали как отсталые кони, брызжа слюной и на меня, и друг на друга.

Мира за рукав оттащила меня, абсолютно зависшего, от этих дурней, взяла за руку.

– Не слушай их, они идиоты. Идиотские идиоты с куском идиота.

– Я знаю. Но как же они меня бесят. Как же мне всё это надоело. Эти издёвки, эти постоянные подколы, это вечные дебильные шуточки…

– Ну ты же знаешь, что ты нормальный.

– Знаю.

– Ну вот и хорошо. Иди ко мне. Обнимашкииии? – Мира распахнула объятия, и я с удовольствием прижался к ней. Мира была такая мягкая, уютная – ну чисто как мамина шаль, в которую я любил укутаться в детстве на бабушкиной даче.

Нам было хорошо вдвоём: кино, прогулки, совместные доклады на географии и физике. Мы встречались ещё с прошлого года, с выпускного. И самое классное было то, что я совершенно не скучал по Мире, когда её не было рядом. Не мучился от того, что эти практически полностью платонические отношения никуда не двигались. Было так хорошо, что не хотелось нарушить этого тихого баланса. А Мире, я думаю, нравилось, что с ней рядом красивый парень. Умный и чуткий. Я всегда спрашивал, как её дела, и потом правда слушал! Не распускал руки, не приставал, но подавал руку и всегда держал запасную гигиеничку – специально для неё.

– Боже, какие идиоты.

Эти трое вели себя, как кучка индюков-переростков. Не знаю, кто был хуже: Марат, возомнивший себя гораздо взрослее и круче остальных, Егор, считавший себя секс-символом местного разлива, или Лёша, согласившийся на роль клоуна или козла отпущения – то ли из желания угодить приятелям, то ли из снисходительности к ним же. Но, по крайней мере, они все стоили друг друга.

Их дебильный хрюкающий гомон донимал меня и не давал сосредоточиться. Не знаю, что раздражало меня больше: сами звуки или тот факт, что эти существа – мои сверстники и одноклассники. Но хуже всего было то, что я подозревала: одно неотделимо от другого. И однажды мне придётся участвовать в жизни с липкими, как обсосанный чупа-чупс, шутками.

Парни постарше были не сильно умнее. Ну может и умнее, но не лучше. Тот же смех не пойми над чем, те же лица, перекошенные не смехом, нет, а ржачем. Скалящиеся зубы, гогот вперемешку с взвизгами особо истеричных придурков. Если послушать – обычно смеются над соплёй или над пердежом друг друга. Ещё чаще над каким-нибудь забитым одноклассником-рохлей. Или в случае нашего класса – над мальчиком для битья Артёмом. Когда уже исчерпает себя эта удивительная тема его нетрадиционной сексуальной ориентации? Никакой пищи для новых каламбуров Артём сам им не даёт, но они готовы бесконечно искать чёрную кошку в тёмной комнате. Бедняжка.

– Паааасматрите на меня, я таааакой протиииивный! – Лёша паясничал, выкручивая зад на манер дешёвой престарелой проститутки. Марат и Егор полушутя толкали его друг к другу, вроде как отбрехиваясь от откровенных, хоть и ненастоящих заигрываний. Все трое раскраснелись, вспотели и давились смехом.

– Уйди, жопа ты дырявая!

– Фу, сгинь, педераста кусок!

А Лёша продолжал жеманно выделываться:

– Ну чтоооо же вы, маааальчики! Какие вы нелаааасковые!

Тут в класс зашли Артём с Мирой, что не только не смутило трёх бабуинов, но наоборот – страшно обрадовало и рассмешило ещё больше.

– Лёш, гляди, вон пришёл подходящий тебе кандидат, переключайся! – Марат с силой толкнул его в сторону выхода. А тот, стоявший неудобно отклячив зад, потерял равновесие и, чтобы не упасть, сделал пару выпадов вперёд, рефлекторно схватившись за ноги Артёма. Оба упали на пол: хрупкий Артём снизу, крупный Лёша сверху.

– Дебилы, что ли? – Мира без лишней злобы бросила в сторону Марата и Егора, показушно упавших якобы со смеху, и стала помогать другу подняться.

Лёша, обрадованный неожиданным и динамичным поворотом сюжета своего представления-экспромта, продолжал лежать на полу, издавая то ли страстные, то ли измученные стоны.

– О, не уходи, любовь моя! Сама судьба столкнула нас! О-о!

Артём раскраснелся, глаза заблестели, но не от слёз. Скорее от едкой обиды. Мира стала тихонько выталкивать его из класса – уйти, поговорить, остыть. Он не особо сопротивлялся, и они вдвоём, обнявшись, ушли. А эти трое продолжили свой спектакль бездарного актёра в паре с убогим сценаристом.

Мне вот интересно, они сами не видят в этом парадокса? Артём общается с девочками, для Миры так вообще идеальный парень, а эти трое тусуются исключительно сами по себе. Так кто из них больше заинтересован в мужском обществе? Или это такая форма бестолковой агрессии на то, что он представляет собой пример приличного парня? Нормально одетого и без придурочных подколов. Даже если он и правда гей, успеха у девочек у него явно больше. Не то что у этих… Индюшат.

Мама говорит: «Вырастешь, поймёшь». Чего пойму-то? Сильно они изменятся? Неужели кто-то из них реально может в какой-то момент стать мне интересен, важен, да хотя бы даже просто привлекателен? Пока что основная эмоция – брезгливость. Недоумение: что, это вот с таким девчонки и хотят встречаться?

Реально половина девчонок имеют какие-то планы на кого-то из них. Интриги какие-то плетут. Чего ради? Старшеклассники – ещё туда-сюда. Там попадаются… Индивиды. Тоже конечно, такое. Но хоть что-то. Никита был ничего, в кино сходили, в кафе. Сейчас вспоминаю себя – смешно. Чего было так робеть? И тоже: надо же было как-то устроить, чтобы заметил, подошёл, телефон попросил. Вот стоило оно всё того?