Павел Крисевич - Из глубины век

Взгляд конюха, заплывающий красной пеленой, остановился на вгоняющем ещё один патрон в ствол Данииле, после чего он пушинкой улетел за борт вслед за жеребёнком, со звоном влетев в проносящийся столб.

Даниил опустил винтовку и пошёл дальше по крыше вагона вперёд. Шквал ветра сдувал его назад, сапоги скользили по крыше, царапая её подковками. За спиной тем временем в воздух, снося куски крыши, вылетали пули из предыдущего вагона, столб дыма становился всё сильнее, дополнившись прорывающимися языками пламени, на которых из стороны в сторону летала чёрная тряпка, зацепившаяся за перекрытие. Пламя потихоньку перебегало на следующие позади вагоны, в которых уже били в колокола и суетясь боролись с наступающим пламенем.

Крыша под ногами Даниила пошла в сторону, эшелон на полном ходу стал заходить в поворот. Сапоги заскрипели гвоздями по крыше, удерживая своего хозяина от падения в темноту. Дым из трубы локомотива обкатил Даниила, очерчивая его шинель и лицо своими угольными узорами, забиваясь в рот и нос. Эшелон летел из лесов в безграничные горизонты вспаханных полей.

Выждав, пока угол поворота не уменьшится, Даниил затопал по крыше к спуску, оставляя своими сапогами вмятины.

Топ.

Топ.

Топ.

Топ.

Топ.

Даниил, закричав, прыгнул с крыши по направлению к противоположному вагону и влетел со всей силы в дверь, чуть не снеся её плечом. Крыша, зашатавшись, вместе с оставшимися кусками стен полетела с грохотом и звоном в поля. По рельсам продолжала катиться сваренная основа вагона с закреплёнными на ней колёсами.

Предыдущий вагон уже пылал в полную силу, начав по кускам разваливаться в движении. В с бешеной скоростью нагоняющих локомотив вагонах что-то беспорядочно взрывалось, люди о чём-то увлечённо ругались друг с другом, зачем-то дрались или просто курили у окон папиросы, наблюдая за пожарищем.

Даниилу выдалась редкая минутка отдыха. Он переводил дух, насколько это было возможно в слепящем запахе жжённого в топках локомотива угля, что с каждым шагом становился всё ближе. Угольная пыль была повсюду, шинель Даниила превратилась в хаотичную картину футуриста, состоящую из запечённой крови, угольной пыли и чьей-то блевотины, неизвестно как оказавшейся на Данииле. Порванный подол развевался на ветру, как паровоз распыляя за собой чёрные облачка пыли.

В дверь за спиной Даниила постучали.

– Кто там? – удивлённо спросил Даниил.

– Степные вороны. Аееееее, – ответили из-за двери и застучали сильнее.

– Что за степные вороны?

– Ты не знаешь степных воронов?

– Нет.

– Как же ты в наш эшелон попал?

– А я неместный.

– Ну так открой, расскажу.

– Хорошо.

Даниил открыл дверь, и на узком пятачке перехода показался жилистый мужичок в будёновке и с надломленной самокруткой во рту. По его набитым по всему телу звёздам, как по собственным автопортретам, стали бегать лучи звёзд настоящих.

Мужичок показал Даниилу кукиш, затем сделал ещё шаг вперёд и только заметил, что вагона перед ним не было, а то, что происходило дальше, никак не входило в маршрутный лист путешествия.

– И как мне теперь за кипяточком сходить? – спросил он у Даниила.

– Я могу дать вам кипяточка.

– Надо же. И как?

– А вот так, – Даниил прописал мужичку в пах своим тяжёлым сапогом и скрючившегося от боли выкинул его в пустоту развалившегося вагона.

– Вот тебе кипяточка…

«Кхм, нет, нет, не так».

Даниил развернулся к закрывшейся двери, затем резко обернулся к пылающему вагону и, выделив каждое слово, гордо сказал:

– Вот тебе кипяточка от дедушки Ленина, гад.

Нелепо махнув подолом шинели, он зашёл в вагон.

В темноте покачивались белые гамаки с храпящими анархистами. Гамаки висели так плотно друг рядом с другом, что образовывали непроходимую паутину, каждый шаг через которую мог разбудить спящих у коконов пауков. Под потолком и у самой земли, поверх коробок и сундуков, по диагонали, вертикали и горизонтали, над шкафами и под окнами. Гамаки были везде, и под каждым из них стояла разномастная обувь: от плетёных лаптей и до экзотических деревянных китайских сандалий. Сквозь прорехи в шатающихся гамаках стал проглядываться выход к следующему вагону.

«Надо пройти на тот конец» – крутилось в голове.

Вагон тряхнуло. Гамаки зашатались ещё сильнее. Стали раздаваться непроизвольные похрюкивания. Молодой паренёк с перепелиными глазами приподнялся на локтях и повернул голову на стоящего без единого шороха Даниила.

– Мы уже приехали, мам? – простодушно прошептал он сквозь закрытые веки, точно прямо в глаза Даниилу. На что комсомолец только выпучил глаза и покрепче стал сжимать винтовку.

– Нет, – отрезал Даниил.

– Ну и ладно, – анархист как ни в чём не бывало закутался в свой гамак и повернулся к Даниилу спиной. Вагон продолжал тихо посапывать и храпеть.

От сердца отлегло, можно было продолжать выстраивать маршрут меж паутины гамаков. Через одного перешагнуть, подлезть здесь, обойти там, проползти мимо того анархиста в папахе. Поезд опять тряхнуло, и заходившие во все стороны гамаки сбили все выстроенные маршруты.

«Видимо, пойду как есть… Или будет», – решил Даниил и перешагнул через лежащего у земли в гамаке анархиста, посасывающего кривой большой палец.

– Именем революционного трибунала приговариваю вас к смерти через рас… растре… растр… расстреляние.

– Дай мне саблю, Дениска, саблю мне!

– Эх, как хорош наш яблоневый сад!

– Жрать… как же хочется жрать…

– Бочка колбасы, улюлюлюлю, бочка колбасы…

– Мам, я дома!

– Вы правда дадите мне атамана?

– Зерно на подворье живо!

– Эть хохма.

– Переноси, заноси, кусай, за нос меня кусай, кусай!

– Я не могу больше стрелять! Руки исчезли!

– Орденоносца сюда, к коленям моим!

– Газы! Газы! Все в норы, братцы крысята!

– Я не свадьбу в Малиновке видел, а бойню. До сих пор глаз подрагивает.

– Маня, отпусти коня, отпусти моего коня…

– Вкуснее бубликов не ел, прямо истинная деньга нашей губернии.

– Абырвалг… абырвалг… абырвалг…

– Гимназия мне не нужна, тятя, я и без неё на заводе устроюсь.

– Руби! Шашками свищи! Вжууууу… Вжууууууу…

– Целковый. За этот мешок. Чекушку за тот.

– Мамочка, мама…

– Во сне достаточно себя ущипнуть, и хлоп – ты в настоящем очухиваешься заспанным чудовищем.

– Собак не ел, лошадей жрал.

– Котики, кругом котики, милахи пушистые, топотушки лесные…

– Царя мне нового не надо, дайте рому!

– Вы кулаки чёртовы, враг народного большинства. Вам смерти мало, позора вам не обогнуть, из истории не вымарать.

– Неужто большевики телеграфы берут…

– Ура! Ура! Ура!!

– Совсем уже помирать все собрались, в огороде только одна лебеда и растёт.