Павел Крисевич - Из глубины век

Увидев, как к нему приближается Даниил с книгой, Калинин отправил воздушный поцелуй и направился к выходу. Даниил с книгой под мышкой перешагнул через перекошенную переломами руку атамана и пошёл вслед за всесоюзным старостой.

За дверью выросла железная стенка вагона с углем, над которым ветер гнал дым трубы несущегося паровоза. Калинин не задерживаясь полез по стенке наверх, цепляясь за специальные стальные уступы. Даниил, запихав книгу себе в карман, где бряцал незаряженный наган, полез за ним. Летящий из трубы дым въедался в кожу, забивая глаза, Калинин с Даниилом, выставив вперёд локти, на ощупь прорывались к локомотиву. Угольная пыль вздымалась вверх противными чёрными конфетти. Очки Калинина занесло тёмной пеленой, отчего он резко их снял и засунул себе в сапог. Даниил, гремя оружием, с трудом ступал по нестабильной угольной поверхности следом.

– Осторожней, дружочек, кхм… Не провалитесь! Много славных воинов видел мир… кх… кх… как и не меньшее множество нелепых смертей! – долетело с чёрной дымкой до Даниила.

С каждым шагом становилось всё меньше понятно, приближаются ли они к вагону или заплутали в коробке в несколько десятков квадратных метров. Даниил вышагивал вслед за впереди идущим Калининым, пока его сапоги не стали укатываться куда-то вниз, низвергая комсомольца в чёрное море угля.

– Эээээээ, дубина ты стоеросовый, едрёна мать, а… – измазанный углем помощник машиниста в некогда сером фартуке отпрыгнул от летящего кубарем с горы угля Даниила. – Ты, дурья башка, сказано же было ещё до отправления, по углю не ходить, распитие спиртных напитков в будке машиниста только после остано… Ты вообще кто?

Машинист вскинул над собой лопату. Шарахаясь по полу, как слепой щеночек, Даниил проглядел, как раздался отразившийся от металлической обшивки выстрел из нагана, снёсший помощника машиниста с ног.

– Даниил, вставайте и открывайте топку, – приказал подскочивший Калинин, подавая руку лежащему Даниилу.

– Т-т-топку? Зачем? – Даниил при помощи Калинина поднялся и стал протирать глаза от угля.

– Эх вы, комсомольцы-добровольцы, всё же какие вы косипоши по своей малоопытной натуре.

Даниил почувствовал, как его член под несколькими слоями плотной грубой ткани схватили и стали массировать. Уголь из глаз моментом смыло, и Даниил увидел перед собой лоб Калинина.

– Идите и откройте топку… – повторил по слогам Калинин и, добродушно заулыбавшись, убрал руку от члена товарища.

– Так точно!

– Истинный социалист, истиннейший…

Даниил парой прыжков приблизился к топке и схватился за рычаг. Его обдало сильным жаром, ищущим свободы из тюрьмы, в которой его замуровали. Потянув, прожигая себе ладони, Даниил отворил топку, после чего, оторвав руки, стал ими трясти, пытаясь снять боль. Ладони выкрасились в мясной красный цвет тяжёлого ожога.

– Теперь положите машиниста в топку…

Калинин сложил руки за спиной и наблюдал за работой Даниила. Комсомолец подхватил труп машиниста за чёрные угольные лапти и потащил к топке, отплёвываясь от налетающего в лицо жара.

Из пробитого пулей горла, окатывая деревянный пол, струилась чёрная артериальная кровь.

Даниил подхватил тело под колени и закинул в топку правую ногу. Лапоть на ноге вспыхнул, оголяя коптящиеся нестриженые ногти, запахло наломанным веником из баньки. Затем в топку залетела и левая нога, после чего комсомолец отошёл на шаг в сторону, подступив к середине туловища. Подперев спину носком сапога, Даниил ухватился борцовским хватом за машиниста и стал втаскивать его, словно брус в кузов грузовика. Штаны вспыхнули и растворились в непроглядном пламени топки, обнажив спалённые волосы ног и кривой член, завоняло сгоревшим мясом голеней. Запылала жилетка с лиловой подкладкой, опалился конец каштановой бороды. Жар, разгорячённый мясной подкормкой, запылал ещё сильнее. Локомотив тоже не отставал и поддал газу, смешивая пейзаж по бортам в очерёдность цветных линий. Даниил отпрыгнул от топки, прогоняющей его вырывающимися из стальной клетки языками неземного пламени. Над полом продолжала торчать голова с перекошенными глазами и дымящейся бородой. Калинин, прогуливаясь по рубке, дёрнул за свисающую верёвочку, и локомотив разразился протяжным гудком. Подкованная пятка, пробивая череп, в этот момент зафутболила голову в топку. Из топки полетели куски недогоревшей одежды и частички пепла. Машинист прогорал очень быстро, всё, что было ниже его грудины, уже представляло смутное подобие человека, только торчащие кости, что рассыпались с каждой секундой.

– А теперь, дружочек, засуньте в топку меня.

– Вас?

– Да, меня. Косипоша ты красноармейский.

– Но я не могу. Как? Вождя партии – и в топку?

Калинин несколькими шагами оказался в паре сантиметров от розового покрытого маленькими прозрачными волосками уха Даниила. Его левая рука, пронесясь по дуге, сдавила яйца Дани, начав перекатывать их между пальцев, будто это были шарики для пинг-понга.

– В нашей партии нет лидеров, Даниил. Правит народ, мы же, как самые сознательные, лишь только направляем, принося себя в жертву делу, оставляя народу все свои свершения. Делу! – Рука Калинина отпустила яйца и крадучись на ноготках пошла к пуговицам красноармейских галифе. – Так и ты: как мог делал своё дело. Не жалея сил, не жалея ресурсов, не жалея врагов революции, а главное – не жалея себя. Вот скажи мне, Данечка, зачем нужно было жечь этот анархистский эшелон. Сколько людей погибло, унося в анналы истории свои идеи, свои теоретические и практические опытные наработки, а ты всё обрезал топором. Как Раскольников – череп старушки-процентщицы. Это нужно было? Какова твоя высшая цель?

– Построение коммунизма… – промямлил Даниил и сглотнул, пальцы Калинина побороли пуговицы на галифе и залезли в нагретую Даниилом полость, начав взбираться по исподнему всё ближе к своей цели.

– Ну что ты так раскраснелся? В кулуарах съезда это было бы обвинение в перегибах партийной линии, но здесь-то новоявленный герой гражданской войны, про которого будут писать детские книжки советские писатели… Не переживай, ты всё делаешь правильно, – его зубы цокнули у мочки уха Даниила. – Самые умные, самые знаменитые, самые-самые, кого выделяет народ и отставляет от себя в сторонку, и являются основным сырьём, что будет перерабатываться историей для продолжения развития самого народа. Они боги, они и изгнанники, которым уже нет места в обыкновенном социуме. Их запирают в обществе таких же обречённых и прославленных, как и они сами. А чтобы им в их клетке не было скучно, серая масса водит в их честь хороводы, поклоняется им, осыпает их ассигнациями, откармливает от пуза. Так и мы, Даниил. Я, Владимир Ильич, Лейба… все погибнем, дав истории, нет… дав вам топливо для построения светлого будущего, которое мы вам показали. Сейчас сев в эту топку, сгорев в бушующем ещё в ней пламени мировой революции, подобно торфу распадаясь в прах…