Павел Крисевич - Из глубины век

– Ахах… – произвольно вырвалось из атамана, – ахахаххахах… ахахахахахаххахахахахахахахаххахахахахахаххаха…

Раскрасневший атаман продолжал смеяться и смотреть, как из его покорёженных пальцев льётся тёплая кровь.

– Ну как же вы промазали, дружочек, – Калинин засеменил коленями по полу и прижался лбом к паху Даниила. Комсомольца встряхнуло. По его телу пробежала дрожь, сменившаяся теплом пульсирующей крови и спокойствием мозговой активности. Руки перестали трястись, мушка винтовки остановилась на сердце атамана. Рука плавно оттянула затвор, выбрасывая разгорячённую промахом гильзу, и вернулась в исходное положение, подгоняя новый патрон.

Руки Калинина оплели ноги Даниила, никак не сковывая его движений, объятие подпольщика сбивало с души нависший страх перед возможной смертью. Сердца сплелись в товарищеском единении, став биться единым тактом. Более мудрое сердце Калинина учило сердце Даниила, указывало ему путь сквозь нависшую над эшелоном темноту к растущим из земли гигантским шпилям красного кирпича, обрамлённым памятниками рабочим и крестьянам.

«Стреляйте, дружочек» – как-то по-родному всплыло в сознании. Сердце забилось сильнее, а палец, проползая по холодному металлу, нащупывал спусковой крючок.

– Михаил Иванович, – атаман стал прощупывать пятками землю за собой, – я не потерплю измены!

«Стреляйте, дружок, стреляйте!» – мазки ворсистой бороды на паху дополнились тихими поглаживаниями.

– Вы мне изменили! После всего, что мы с вами прошли, сколько церковных заветов я нарушил, какому греху предался. И я! Атаман Старшесержантский был обманут каким-то стариком!

«Ну стреляйте же».

– Я жену ради вас бросил в пылающем Царицыне, отряд поголовно заменил, чтобы не было подозрений… Друга своего лучшего убил, чтобы он нам не мешал. – По лицу атамана покатились слёзы, он обессиленно стал покачиваться с вагоном, голова его опустилась, дав глазам увидеть, как с руки на пол продолжает скатываться кровь.

«Стреляй, солдат!» – зубы впились в член Даниила, прорезав плотную ткань армейских галифе. От внезапного укуса Даниил вжал спусковой крючок, раздался выстрел.

Атаман, отбрыкиваясь от наступающих на него демонов, упал мешком картошки на спину, раскинув в стороны ноги в исписанных сливовых сапогах. У самого его сердца ширился неправильный красный круг. Серые глаза затухая глядели в трясущийся потолок.

– Простите, дружочек, но это была вынужденная мера. Вам нужен был импульс, что запустил вашу энергию в правильное русло. Одним словом, стимуляция точки Х.

Калинин встал с колен и поправил свой френч, одёрнув его к полу. Со стороны он был похож на добродушного ветерана давно забытых войн, что в ответственный момент надел свой парадный мундир после долгих лет хранения его в шкафу.

– И всё же вы отлично справились, родина вас не забудет. И опустите вы свою винтовку, дружочек, опустите, опасность миновала. – Он немного нажал на винтовку Даниила, на что руки комсомольца сами подались к земле.

– Как… Как вы тут оказались? – возбуждённые глаза Даниила бегали по лицу Михаила Ивановича Калинина, его иконе, что парой наездов в захолустную Тулу взбудоражил весь город, поднял над ним не спадающее до сих пор красное знамя.

– Наш долг как вождей революции – быть там, где мы наиболее необходимы. Каждая молитва красноармейца, зов о помощи, мы стараемся реагировать на всё. Но не всё до нас доходит. Телеграф Владимира Ильича просто рассыпается от постоянных сообщений и депеш. – Калинин поправил свои очки и, развернувшись, пошёл к мёртвому атаману.

– А если серьёзно, зачем вы меня туда укусили?

– Я же говорю, дружочек. Стимуляция половой активности. Ещё Богданов в своей статье «Витиеватый ствол социализма» писал… Ах да, на фронт последние наши работы редко довозят… Ну пусть так. В общем, Богданов писал, что если подпитать половые органы внешней стимуляцией, то социалист, разгорячённый внутренними процессами организма, будет готов пожертвовать собой ради идеалов социализма. Только настоящий социалист, все прочие попутчики просто начинают предаваться плотскому греху, вы же, дружочек, не из таких, как я вижу. Нам, социалистам, не нужна половая жизнь, у нас есть жизнь политическая, есть цели и мечтания, исполнение которых заменяет нам оргазмы надругательств над телами близких людей.

– То есть вы хотите сказать…

– Истинный социалист лишается своей девственности, нырнув в жерло революции. Сгорев в нём и восстав в основании нового мира. Да и дурья моя башка, брошюру-то вам и не достать эту будет. Богданов, стервец, так её и не опубликовал, хотя опыты ставил на нас, своих однопартийцах.

– А…

– Всё, отставить вопросы, вы прямо настоящий косипоша. Пойдём, боец. Нам нужно бежать с этого чёрного эшелона, а ты тратишь драгоценный воздух на бессмысленные вопросы, что просто занимают наше время. Давай по существу. – Калинин неспешно дошёл до трупа атамана и обернулся на Даниила. – Сколько в партии?

– Уже год как комсомолец. Тульская военная академия при пищевом комбинате.

– А, это ваш отряд назвали «Тульскими пряничками»?

– На этом настояли наши родные, но на фронте нас быстро прозвали просто «Пушкарями».

– Припоминаю, как я вас, как в последний путь отправлял с вокзала. Коляев ещё жив?

– Коляева казнили в конце этого эшелона.

– Что ж… – Калинин отвернулся от Даниила и стал снова осматривать развалившегося атамана. – Погиб как настоящий подпольщик и политрук. Огонь революции переложил в сердце товарища, лишь бы он не затухал. Ты, боец, в политруки пойдёшь. Тебя ведь воспитал… – Калинин насупился, сдвинув свои очки надбровной дугой, и стал поглаживать бородку. – Да… Воспитал комиссар… Кхм… А звать-то тебя как?

– Даня, Даниил.

– Даниил, по батюшке как – спрашивать не буду, батюшек в Советской России не будет. Хехехе. – Калинин указал на гору пуфиков. – Забери вот ту коричневую коробочку с горы пуфиков и иди за мной. Если мне не изменяет память, локомотив эшелона уже вооон за этими дверьми. – Калинин повернулся и быстро пошёл к дверям. Даниил, перекинув винтовку через плечо, зашагал следом к горе пуфиков.

Пуфики беспорядочно лежали в углу вагона. Они были всевозможных цветов и с вышитыми названиями городов на своих полукруглых боках. Атаман собирал эти пуфы в честь посещённых его чёрным эшелоном городов и деревень. Внутри они были набиты обесцененными бумажными деньгами, акциями и ассигнациями, парочка порванных влетевшим в них кинжалом пуфов обнажала выцветшие сотни тысяч керенок. На самой вершине горы пуфиков стоял пурпурный пуф с вышитой позолотой надписью «Заветное». На самом пуфе лежала совсем не коробочка, а книга в плотном кожаном переплёте, цветом отдающая чем-то державным, уголки были покрыты позолоченными металлическими заклёпками, а на обложке золотистой краской было выведено название «Грибницы». Даниил провёл пальцем по рельефным буквам названия, подушечку указательного пальца закололо в центре. Поднеся палец ближе к глазам, Даниил увидел миниатюрный грибок с красной шляпкой, что пытался пробиться через его кожу. От вылетевшего из его носа порыва воздуха грибок упорхнул в гору пуфиков. Проводив грибок взглядом, Даниил схватил книгу и спрыгнул с пуфиков.