Геннадий Перминов - Оборотень

Наконец он дотянулся до проклятой подпорки и, с трудом приняв вертикальное положение, шагнул к штабелю, на который накатывали уже второй ряд – из брёвен потоньше. Стёпка встал на колени и решительно подсунул костыль под наиболее толстый конец бревна.

– Чертовщина какая-то! – обречённо пискнул он, расслышав жалобный хруст хрупкой деревяшки. – Костыль, кажись, сломался!

Под сочувственные и понимающие женские взгляды Александра помогла ему подняться и подвела к бытовке.

– Ремонтируй, – она сунула ему в руки надломленный костыль. – Без тебя управимся.

Пока Стёпка обматывал своё подручное средство проволокой, бабы быстро закатали бревенчатую пирамидку и теперь, столпившись вокруг парня, скептически разглядывали его неказисто-отремонтированную поделку.

– Да-а, – удручённо протянула Людка. – Недолго ты на нём прошкандыбаешь. Тут надо что-то другое придумывать, как до дому тебя довести. Может, на лошади довезём, а, Шур? Тут ведь до деревни целый километр, как не больше!

Стёпка тяжело вздохнул и, втянув голову в плечи, беспомощно огляделся вокруг.

– Не надо лошадок трогать! Им и так достаётся! – Александра решительно шагнула вперёд и нагнулась к Степану. – Давай, хватайся мне за шею, да двинем потихоньку. Хорошо, что ночи сейчас белые, дойдём засветло – она устало усмехнулась и, видя замешательство Стёпки, легко подхватила парня с бревна, сунув ему под мышку костыль.

– Не надо! – робко запротестовал покрасневший Степан. – Я сам!

– Сам, сам! – грубовато передразнила его бригадирша. – Пошли, давай! И нечего тут краснеть и стесняться! Что мы, бабы, не люди что ли, а, девоньки? Дотащим, как миленького! Да и что я племяшу своему докладывать буду? Он же меня со свету за тебя сживёт. Дал, скажет, вам мужичка, а вы его в первый же день своей любовью угробили! – последние слова Александры потонули в дружном хохоте.

Однако бригадирша, сделав пару шагов с почти висящим на её могучих плечах Стёпкой, внезапно резко остановилась и бросила через плечо:

– А кто сегодня дежурит в ночь?

– Так моя очередь, – послышался в ответ нарочито-грустный голос Людки. – Думала, Стёпушка придет, навестит, обогреет меня ноченькой холодной, ан нет… Обратно облом!

– Ты болтай, да меру знай! – резко оборвала её Александра. – За конями приглядывай, а то неровен час! Вчера Кондрат из района по рации передал, что опять каких-то мужиков подозрительных видели! Может, дезертиры или диверсанты, а, может, и того хуже, беглые с зоны! Те ничего не боятся! – веско добавила она и, обернувшись, обвела тяжёлым взглядом притихшую бригаду. – Осторожнее будьте, бабы! Ладно, пойдём мы, – и она неспешно направилась в сторону деревни, изредка останавливаясь и переводя дух.

– Много побегов? – осторожно спросил Степан, когда они остановились в очередной раз.

– Бегут, – коротко ответила Александра. – Охрана лагеря-то никудышная, не та, что раньше была, – она невольно усмехнулась и, ощутив невысказанное удивление парня, пояснила:

– Путные конвоиры сейчас все на фронте, а здесь, – Шура пренебрежительно махнула рукой, – одни вертухаи остались, которые жрут от пуза, спят целыми днями да баб брюхатят! – она злобно выругалась и пренебрежительно сплюнула на землю. – Козлы!

Раскаленный диск солнца коснулся мутно-бурлящей поверхности реки Вымь, когда они добрались до дома.

– Полюбуйся, – Шура усадила Стёпку на крылечко, – а я покуда до Макарки Хозяинова сбегаю. Старик у нас здесь живёт, – пояснила она. – Ему еще в первую мировую ногу оторвало, по самое некуда! – она провела ребром ладони по низу живота. – Вернулся, как и ты, на костылях, изладил себе деревяшку, приспособил к ней кучу всяких ремешков и до сих пор по деревне бегает. Да и не только по деревне! Как белка или соболь пойдёт, так его из лесу и калачом не выманишь! Только свои загогулины липовые менять успевает, – усмехнулась Шура и, кивнув Степану, быстрыми шагами пошла по улице.

Степан, откинувшись на низенькие перильца, наслаждался покоем и любовался затихавшей деревушкой. Солнышко, докатившись до противоположного берега реки, замерло, словно набираясь сил перед предстоящим броском в новый день. С начала мая по середину июля на Севере стояли белые ночи, самое прекрасное время года в этих суровых краях. По единственной в деревне улочке, которая растянулась вдоль полноводной пока Выми, плыл пряный запах молодой берёзовой листвы и робко распускавшейся черёмухи. Чуть в сторонке от жилых домов, почти свисая стенами с крутого обрыва, стояли почти вросшие в землю кособокие бани, а в сторонке скромно примостились два барака, выстроенные, очевидно, не очень давно.

Стёпка расслабился, слегка прикрыл глаза, но его приятную истому прервали торопливые шаги Александры, за которой, слегка опираясь на причудливо-изогнутую палку, шустро семенил сухонький старик с необычайно сморщенным бронзовым лицом и выцветшими до неопределенного цвета, но весьма живыми, глубоко посаженными, слегка раскосыми глазками.

– Этот? – старик кивком головы указал на беспокойно встрепенувшегося Степана.

– Этот, – утвердительно кивнула Александра. – Глянь, Макар, может, чем поможешь?

Старик сухими узловатыми пальцами ощупал Стёпкину культю и удовлетворительно кивнул головой.

– Это не беда, однако! – он присел рядом с парнем и, вытащив из кармана коротенькую трубочку, неспешно набил её табаком. – Ещё со мной в тайгу будешь бегать! Главное, чтобы желание было, – он прикурил и залюбовался притихшей в этот час рекой. – Вода спадёт – на сига пойдём, а потом, как нельма икру отмечет, так и на неё перемёты ставить будем! Можно бы и сейчас саком половить рыбки, да прохудился он у меня, а чтобы заштопать, так глаза плоховато видеть стали! Пойду я, Александра, – он поднялся с крылечка и сделал шаг, но женщина придержала его за плечо.

– Так ты сделаешь, что обещал, поможешь парню?

– Завтра утром принесу. Есть у меня одна липовая заготовка. Последняя… – коротко и отрывисто буркнул Макар и зашагал к своему дому.

– Ну, этот сказал, значит, сделает! – облегчённо вздохнула Шура. – Пойдём в избу, перекусим да поболтаем. Вижу, много у тебя вопросов скопилось, – она помогла Стёпке добраться до лавки возле печи, а сама занялась ужином.

Часть третья

– Дед! Деда! – старый охотник с трудом вырвался из липкой дремоты воспоминаний и открыл глаза. – Ты дома, дед! – вновь послышался звонкий голос внука Ваньки, которому не далее, как позавчера, исполнилось шесть лет.

– Дома я! – откликнулся дед Степан и, натянув протез, зашарил рукой в изголовье в поисках сигарет.

– А я кричу, кричу! – Ванька с трудом открыл тяжёлую дверь и теперь топтался у порога, кряхтя, стаскивая куцее пальтишко. – Папка мясо повёз в район, мамка ушла в посёлок, а меня дома оставили, – пожаловался внук, глядя, как старик прикуривает.