Константин Уткин - Суррогатный мир

И старая поклонница так ущипнула твердыми пальцами Пуськова за бок, что бедный поэт аж подпрыгнул.

– Вы знаете, Жужник – после щипка не хотелось называть дамочку по имени – вы представляете, кого я встретил? Пусева.

Фамилия прозвучала так, как будто этот самый Пусев всю жизнь только и занимался тем, что убивал, разделывал и жарил маленьких детей – и Жужник среагировала подходяще. Она ахнула, отшатнулась, закрыла рот ладонью и вытаращила от ужаса глаза.

– Как смеет этот негодяй появляться здесь? И ему никто еб..к не набил?

Спросила она в лоб и тут же, рассыпавшись дробным смешком, начала извинятся перед Петром – вы понимаете, но этот Пусев такая хамла, просто такая хамла, что по другому про него говорить ну просто нельзя, нельзя просто.

– Рвокотный хотел набить – мрачно заявил Ларенчук, ненавидя этого самого Пусева за знакомство – а может и не только за знакомство – с Ней, ну и так, за компанию.

– Ах, Ромик Рвокотоный – матершинница в мгновение ока превратилась в нежную и жеманную обитательницу литературных салонов. – Роминька Рвокотный – такой галантный молодой человек, не это что эта хамла. Никогда не обхамит, никогда плохого слова не скажет, всегда только хвалит, всегда комплименты так и сыпет, так и сыпет.

– Жужник – шутливо, но со сталью в голосе заявил вдруг Пуськов, расправляя плечи – Танечка, что я слышу? Вы мне изменяете с Рвокотным? Вот оно, женское коварство.

– Что вы, что вы… вы же уже могли же убедиться же в моей верности… или же? А молодой человек почему такой грустный и невеселый? Молодой человек, вы угостите даму шампанским после торжества? Вы такой симпатичный молодой человек, прямо как Ромик Рвокотный.

Ларенчук с изумлением увидел, что дама протянула сухую клешню и положила ее на его колено – Пуськов вздернул брови, но промолчал.

И тут – словно солнечный клинок ударил из нависшего массива грозовых туч – он увидел Ее. Вся четверка – и ненавистный Пусев, и пожилая женщина, и двухметровый отличник – рассаживались на первых двух рядах, еще несколько человек, которые, судя по всему, тоже были с ними, оказались отсеченными огромными охранниками и остались на третьем ряду.

– Вон они сели – неожиданно для самого себя сказал Петр.

Пуськов и Жужник вытянули шеи и дружно зашипели, как пара рассерженных змей.

– Вы только посмотрите, эта хамла сидит на почетных рядах, туда только самых лучших сажают, до чего мы докатились, эта падла, эта гадина…

– … этот гад ползучий занимает наши места, которые принадлежат нам по праву, как самым благородным и талантливым людям сайта, а эта сволочь, на которой клеймо некуда поставить, сидит там неизвестно с кем, как самый почетный гость…

– … а вообще я не понимаю, куда администрация смотрит, забанить его надо поскорее, немедленно надо его забанить, Михаил, как вы смотрите на то, чтобы собрать подписи в поддержку бана этого негодяя?

– … я уже готов самолично спуститься и вышвырнуть его взашей с наших мест…

– … да-да, взашей его, взашей, только спускаться не надо, вас туда никто не пустит…

– … мой друг, не могли бы вы спуститься туда и вышвырнуть его с первых рядов взашей?

Ларенчук был бы рад это сделать – не для того, чтобы неизвестно за какие грехи вышвыривать неизвестно кого – а для того, чтобы оказаться хоть чуть- чуть поближе к ней.

И тут боль взорвалась и закрыла весь мир черным – Ларенчук четко увидел, как его любовь склонила голову – а Пусев взял ее за руку. Взял уверенно, не как робкий влюбленный, а как хозяин положения и полностью самодостаточный мужчина.

Жар багровой волной ударил Петру в голову и тяжестью налил кулаки. Не уходили бы вниз по наклонной ряды голов и плеч – ей-ей, в три прыжка преодолел бы расстояние и размазал бы узколицего, одним ударом по сверкающей лысине вбил бы его в пол и…

На Ларенчука словно плеснули обжигающей ледяной воды. И? И что дальше? Что скажет он, со своими восемью школьными классами и путягой, название которой ПТУ – в советские времена расшифровывали просто – помоги тупому устроится? Что он скажет богине? Чем он ее сможет заинтересовать? О чем, в конце концов, они будут беседовать?

Ларенчук понял, что между ним и восхитительной незнакомкой зияла пропасть, которую не преодолеть. В голове раздался голос усатого еврея из восьмидесятых – «а ей же нужне аглицкий с иголочки лорд или тот что в Мгновеньях играет….».

А рядом щебетала малахитовая дама.

– Мишенька, Мишенька, ну почему вы сели так далеко? Мне, кончено же, очень лестно погреться в лучах вашей сияющей славы, но, помилуйте, как же вы будете пробираться к сцене, когда вас вызовут для вручения заслуженной награды?

«Гребаная черепаха – подумал Ларенчук. – Вот так возьмет и проберется»

Между тем в зале медленно погас свет, а на освещенной сцене появился седовласый мужчина, всем известный телеведущий. Следом – он сорвал гораздо больше оваций, чем знаменитость – субтильный молодой человек в черной паре и ослепительным воротнике. Зал неистовствовал. Аплодисменты накатывались на сцену тяжелыми волнами, и даже ведущий, видя такой ажиотаж, отошел в сторону и начал размеренно хлопать в ладоши, изредка указывая на молодого человека и потрясая сцепленными руками – мол, вот он, наш гений, наш герой, продолжайте, он и большего заслуживает! Хотя выражение лица у телезвезды было, мягко говоря, кислое.

Молодой человек смущенно улыбался, кланялся, прижимал руки к груди, посылал воздушные поцелуи и в конце концов начал многозначительно кашлять в микрофон.

– Итак, здравствуйте, дорогие мои!!! – поставленным актерским голосом начал ведущий. – сегодня мы присутствуем на мероприятии, которое создал – посредством своего сайта ПоэПис – наш уважаемый и обожаемый Митя Рачук!!!!!

Зал всколыхнулся, но Митя Рачук успел перехватить инициативу и не дать разразится очередному восхищенному шквалу.

– Но не надо, не надо все достоинства приписывать мне одному. Что бы делал без всех этих людей, которые, отрываясь – а иногда и без отрыва – от станков, рулей, комбайнов и вымени – двигают вперед нашу литературу, начиная новую эру в жизни художественного слова!!! Вы представьте, как это прекрасно – когда суровый мужчина, выломав пять тонн на-гора, приходит домой и, вытирая черные от угольной пыли слезы, пишет про рубиновую росу и перламутровых чаек!!!! Когда из голов наших прекрасных дам льются прелестные любовные опусы, каждый из которых можно хоть сегодня давать к прочтению в школах!!! И – я вам говорю это со всей серьезностью – наступят времена, когда вы станете живыми классиками!!!! Ваши имена уже увековечены в томах Поэписа, а значит, вас избегнет забвение!!!! Я не сомневаюсь, что поэзия стала доступной для всех, и каждый из вас может примерить на себя косынку Вознесенского, серьги Ахмадулиной и микрофон Евтушенко!!! Они тоже выступали в этом зале!!! Ура!!!