Константин Уткин - Суррогатный мир

Ларенчук вздрогнул – Жужник, которая яростным рукоплесканиями отбила себе ладони, издала невероятный павианий вой и даже Пуськов, поддавшись общей истерии, гаркнул – ура!!! – но быстро и сконфуженно замолчал, косясь по сторонам и поправляя бабочку. Не дело метру орать, как оглашенному – правильно понял его конфуз Петр.

А сидевшая далеко внизу Она в отчаянии схватилась за голову – (узнать бы – подумал Ларенчук – что ее так расстроило) и трижды проклятый Пусев обнял ее плечи.

– Мы все видим, какой искренней любовью окружили поэты нашего дорого Митю Рачука, который дал возможность всем пишущим людям России знакомится с творчеством друг друга и находить все больше и больше читателей.

Взял таки управление церемонией в свои руки ведущий.

– Но я не сомневаюсь, что такой же любовью и заботой вы окружите первых победителей основанного нашим дорогим Митей Рачуком конкурса, который является не только самым первым конкурсом, но и самым народным конкурсом – я говорю про конкурс Народный поэт!!! Ура, товарищи!!!

Ларенчук понял, что в аплодисментах чего-то не хватало – густоты, отчаянности, радости, что ли… тишину разнобойно пробивали какие жидкие хлопки.

– Это они не знают – перегнувшись через монументально застывшего Пуськова, зашептала Жужник – что Народным поэтом, конечно же, будет Мишенька. И хорошо, что не знают. А то бы потолки обрушились…

И она мелко засмеялась своему остроумию.

Зал насторожился, замер, напрягся в ожидании – но устроителям зрелища хотелось народ еще немного промариновать. На сцену вышла дева в черном и утихомирила зал густыми тягучими звуками виолончели. Ларенчук ощутил темную тоску и отчаяние – осознание собственной бессмысленно прожитой жизни обрушилось на него и раздавило. Настоящая жизнь бурлила вокруг него в зале, раздавала награды, творила и оставалась в вечности на правах хозяев. А он, испитой, ленивый и не нужный никому боров с щетинистыми усами, перевалил на вторую половину, не оставив за плечами ничего, кроме гекалитров выпитой отравы и похмельного морока.

Виолнчель умолкла – зал облегченно вздохнул и навострил уши в ожидании.

Мелькая голыми ногами в разрезах серебристого волнующегося платья, вышла девушка с конвертами. Блеснула в сумрачный зал заученной улыбкой и ушла, дразня бедрами. Ведущий открыл первый конверт. Откуда-то с высоты тревожно зарокотали барабаны. Поэты в зале перестали шушукаться. Пуськов поправил бабочку и стал озираться, выбирая, с какой стороны лучше выходить к сцене…

– Итак… – ведущий с треском надорвал конверт. – Итак. – с шуршаньем извлек листок.– Итак, наконец, могу объявить имя победителя!!! В конкурсе Народный поэт победил… Ольга Акинина!!!!!!

Петр, на которого события вечера подействовали отчего- то усыпляющей, зевнул, да так и застыл с раскрытым ртом – по сцене шла Она. Зал безмолвствовал. Сияющая Ольга соприкоснулась щеками с ведущим и Рачуком – Петр на своем месте зафыркал, как барсук – приняла какую-то грамоту в рамочке и трехцветный каменный кубик с торчащим из него золотым пером. Тут же подергала перо, пытаясь вынуть, подняла его над головой вспыхнувшим золотым бликом.

– Скажите, Ольга – ведущий вдруг заговорил бархатным баритоном профессионального соблазнителя – вы ожидали, что станете первым лауреатом этой награды, которая, я уверен, в будущем станет такой же престижной, как Букер и Оскар? И расскажите нашим поэтам о себе.

Тут плавным жестом указал на затихший зал.

Ольга заговорила, но Ларенчук уловил лишь часть ее речи – учится в Литературном институте, врач… даже эти отрывки с трудом прорвались сквозь негодующее шипенье Пуськова.

– Да как они смеют!!! Как можно выпустить на сцену самозванку! Они совсем совесть потеряли!

– Я вам скажу так – она проплачена. Даже не проплачена, а… ну вы понимаете… вы только посмотрите на нее. Разве порядочная женщина будет так стоять? А так идти будет порядочная женщина? Нет, и еще раз нет! Порядочная женщина никогда не будет так вот себя вести! Это позор для всех порядочных женщин!

– Ничего, ничего, ничего, ничего – гудел себе под нос, как заведенный, Пуськов. – это все ничего. Это происки Запада. Я вас уверяю – это все происки Запада. Проклятые капиталисты хотят развратить нашу молодежь и отвернуть ее от истоков самой настоящей, чистой и глубокой моей поэзии. Да, я согласен с вами – эта самая… как ее… Акинина – проплачена. Это абсолютно точно.

Ларенчук развернулся всем корпусом – так что жалобно заскрипело кресло – и, сдерживая себя изо всех похмельных сил, начал.

– Если ты еще раз, как тебя там, пИсатель, оскорбишь…

– Погоди!!! – Пуськов не обратил на него никакого внимания – погоди!!! Сейчас второй и третий номер объявят!!!

Но Жужник, в мгновение ока превратившись из завсегдатайки салонов в пропитую базарную торговку, впилась в Петра взглядом, полным такой ненавистью, что тот осекся.

– Да как ты смеешь так разговаривать с Михаилом Палычем? Ты, ничтожный червяк…

– Малиновская… – смертным голосом проговорил Михаил Палыч. – Какая-то Малиновская. Кто такая Малиновская? Кто ее звал, эту Малиновскую? Откуда она вообще вылупилась, эта самая Малиновская?

– Да вы посмотрите, посмотрите, вы только поглядите, как она стоит? Ну как она стоит? Разве так стоят порядочные женщины? Нет, вы мне скажите – разве порядочные женщины так стоят?

Жужник бросила негодующий взгляд на Петра и плотно уселась на своего конька.

– Я вам говорю – эта точно через постель свою премию получила. И второй номер – тоже через постель. Именно через постель, как же еще…

– Второй номер – мужчина – умирающим голосом сообщил Пуськов. Но Жужника это не остановило.

– А какая им разница – мужчина, женщина? Да где вы там женщин увидели? Порядочных женщин? Ну ничего, я им покажу – как это премии раздавать, они у меня получат. В следующем году вы совершенно точно завоюете и первое, и второе, и третье место – а они еще на коленях к вам приползут и будут упрашивать, чтобы вы его взяли. Нет, посмотрите, вы только посмотрите…

Жужник вытянула шею с неописуемым выражением ехидства, любопытства и восторга на лице – а на сцене, действительно, творилось что-то непонятное. И трое луареатов, и ведущий с Рачуком жались растерянно ближе к занавесу, а середину сцены занял очень брюхатый, очень злой и очень пьяный мужчина. Он овладел микрофоном и оглушительно рявнул в зал.

– Вранье! Это все вранье! Кто такая Акинина? Покажите мне ее. Эта? Ха-ха-ха. Внимание, господа и эти. Дамы. Первое место я присудил Малиновской. Мы присудили Малиновской. Ясно? Всем ясно? Я сказал – первое место заняла Малиновская. Жюри, кюри, хери… тоже мне, пижоны. Вы посмотрите, какая юная… дарование. – действительно, очень юная девушка стояла, хлопая глазами – и даже это недоразумение не могло уменьшить ее ликующей радости – И что? При чем тут Акинина?