Инга Лис - Истории дождя и камня

– Благодарю, но нет, – сказал, наконец, а потом вообще отвернулся. – Хочу напомнить вам, господа, коль мы так… удачно встретились… что через час вы должны заступить в караул.

– Мы всё помним, д’Артаньян, – к де Ранкуню, видимо, уже вернулось его нахальство. – Так что можете идти баиньки.

– Хочу напомнить вам так же, – в лице лейтенанта ни один мускул не дрогнул, – что завтра после обеда я жду вашу группу в фехтовальном зале. Прошу не опаздывать.

И, не дожидаясь ответа, оставил залу.

– Вот, пожалуйста, – сказал после его ухода неугомонный беарнец. – И в этом весь д’Артаньян. Высокомерный сукин сын.

– Да, – поддержал его де Лон. – И таков он во всём, учтите. А то вы, д’Эстурвиль, сидите тут с такой физиономией, словно думаете, что мы вас обманываем.

– Вы ошиблись, – как Жак ни сдерживался, а вышло резко. – Я думаю лишь о том, что нам и впрямь следует собираться, если мы хотим вовремя заступить в караул.

Он ожидал возражений, однако большинство мушкетёров неожиданно поддержали его.

Наскоро допили вино, обглодали последние косточки, расплатились с трактирщиком и оставили таверну.

Надо идти, сказал себе Шарль и всё равно остался сидеть за столом.

Надо идти, повторил он в пятый или шестой раз.

Надо…

Так скверно он не чувствовал себя уже очень давно.

Голова болела, не переставая, вот уже которые сутки.

Где-то между рёбрами тяжело ворочалась невыносимо острая игла.

Желудок ныл, требуя полноценного обеда, но при малейшем намёке на мысли о еде к горлу подкатывала такая жгучая тошнота, что юноша даже вздохнуть боялся.

Хорош он будет, если его стошнит прямо на уроке фехтования…

А ведь ещё вчера утром он был абсолютно уверен, что сумел взять себя в руки.

Поначалу помог отвлечься ненавистный Бэкингем, которого нужно было выпроводить из Парижа.

Шарль во главе отряда мушкетёров следовал за каретой герцога до самого Блуа. Радовало то, что англичанин так и не узнал его, хотя всю дорогу периодически высовывался из окна, окидывая лейтенанта задумчивым взглядом.

– Скажите, шевалье, – спросил он, уже прощаясь, – ваше лицо кажется мне таким знакомым… Мы нигде не виделись раннее?

Герцог говорил на вполне приемлемом французском, юноша же, чтоб запутать его окончательно, ответил по-английски.

– Возможно, ваше сиятельство, – подъехал к самой карете да ещё и голову наклонил так, что поля шляпы закрыли пол-лица. – Я часто проверяю посты вокруг Лувра.

– А, – сказал Бэкингем и потерял к молодому гасконцу всякий интерес.

Потом Шарль вернулся в Париж, долго докладывал обо всех подробностях поездки де Тревилю.

Тревиль выслушал его, покивал, а потом поинтересовался, прищурившись: что это за новый кадет появился в роте? Болтают даже, он – протеже шевалье д’Артаньяна… или что-то путают, нет?

Ох, как лейтенанта всегда раздражал этот его ехидный прищур…

Он едва сдержался.

А потом сообщил сухо, что да, можно считать и так.

Мальчишка – племянник его учителя фехтования. Дядя просил за него, и Шарль не сумел отказать бывшему учителю. Тем более что вакансия есть, и назначение на должность кадета начальство ни к чему не обязывает.

Но если г-н капитан посчитает нужным, он тотчас же укажет юнцу на двери.

Да нет, зачем же так обходиться с молодым человеком, возразил де Тревиль. Пусть служит, тем более, как ему доложили, это, судя по всему, весьма достойный молодой человек.

Конечно, уверен, что поймал меня на крючок, подумал тогда Шарль, чувствуя, как внутри закипает глухое раздражение. Радуешься, что теперь сможешь манипулировать мной… а вот чёрта с два.

Как будет угодно г-ну капитану, сказал в ответ. Он проследит, чтоб новый кадет ни в чём не уронил честь роты. Позволено ли ему идти?

Де Тревиль, конечно же, позволил, и юноша из особняка капитана отправился прямиком к Женевьеве, где провёл ещё сутки. Правда, лучше бы не ходил, потому что совершенно напугал подружку застывшим выражением лица и отвратительно-грубым поведением в постели.

А как ещё он мог себя вести, если стоило только расслабиться, как вспоминалась освещённая солнцем высокая фигура в проёме окна, и то, с каким спокойным достоинством молодой д’Эстурвиль наклонил голову: позвольте представиться…

И хотя следом за этим воспоминанием обязательно накатывал невыносимый рвотный позыв, он всё равно не мог остановиться.

Вновь и вновь вызывал в памяти загорелое скуластое лицо, глаза в обрамлении пушистых ресниц, упрямо сжатые губы. А затем думал о Жаке, которого любил, и всё пытался понять, действительно ли они похожи, или это ему просто показалось.

Понять не удавалось.

Единственное, что вспоминалось, так это то, что у племянника его учителя вроде бы светлые волосы. А не медно-рыжие, как у артаньяновского кузнеца.

Но потом, кажется, ему удалось взять себя в руки.

Удалось успокоиться. Он даже приноровиться дышать так, чтобы игла в сердце не ворочалась столь явно, а желудок не скручивало от жестокой рези.

В конце концов, всё не настолько плохо.

Это ведь не настоящий Жак, восставший из мёртвых.

Это совершенно другой человек, возможно, и близко не похожий на него.

Просто Шарлю показалось после нервного дня и бессонной ночи.

Подумаешь, глаза одного цвета… Подумаешь, одинаковое имя…

Но ведь характеры-то одинаковыми быть не могут.

И мальчишка, как бы он ни был внешне похож на Жака из Артаньяна, никогда не сможет заменить его.

Никто не сможет.

Вообще.

А потому следует сделать всё, чтобы наладить прежнюю жизнь.

А чтоб не бередить себе душу, просто свести общение к минимуму.

В конце концов, своё обещание учителю Шарль сдержал, племянника пристроил.

А дальше пусть крутится сам – он не подойдёт к нему даже на пушечный выстрел.

Решив так, гасконец подумал, что самое время поужинать, прежде чем проверять караулы. Специально не пошёл в «Сосновую шишку», где можно было встретить знакомых, а отправился подальше от Лувра и казарм, в квартал Марэ.

И надо же было такому случиться, чтоб именно там он наткнулся на своих подчинённых.

Человек шесть или семь, как мушкетёры, служившие не первый год, так и кадеты. А среди них, конечно, Жак д’Эстурвиль.

Ну естественно, заставили парня раскошелиться и угостить всех ужином в честь поступления на службу… а может, он и сам был не против…

Да и какая разница.

Главное, что аппетит у Шарля пропал начисто, и снова накатила тоска вперемешку со злостью.

Твою мать, да что же это такое…

Он едва заставил себя взглянуть в сторону своего протеже. Похож или нет?

Снова не понял, потому что черты лица молодого человека вдруг начали расплываться перед глазами. Тот спросил о чём-то – гасконец даже не разобрал, но на всякий случай отказал. Всё, на что лейтенанта хватило – это напомнить мушкетёрам о скором дежурстве и поспешно уйти.