Екатерина Андрусевич - 11 дней осени

– Вот, пожалуйста, какая нынче молодежь пошла, – начал он осторожно.

Я повернул к нему голову, скорее из вежливости. Он же, вероятно решив, что это знак к продолжению разговора, снова затянул:

– Ехал в метро к окулисту в госпиталь, никого не трогал, а мерзавец залепил мне в глаз. Как бы теперь не ослепнуть окончательно. А ведь я ветеран войны, председатель ветеранского комитета, у меня активная общественная деятельность! А он – раз! И в глаз.

– Что, прямо ни с того, ни с сего?

– Нуууу. Он сразу как-то осел и сгорбился. Пробормотал чуть слышно: «Не то чтобы…».

Я не стал дослушивать. Как-то внезапно понял, что уже несколько часов занимаюсь тем, что не приносит абсолютно никакого результата. Мне хотелось умыться и выпить кофе, выйти на воздух. Ещё я был в бешенстве – мне ни при каких обстоятельствах не хотелось быть «типичным» и «ничем не примечательным мужиком».

Пристально вглядываясь в своё отражение, я стоял в больничном туалете. Отражение меня раздражало, но я не мог оторвать взгляда от своего лица, пытаясь понять – кто этот незнакомец, так зло смотрящий на меня из зеркала. Потом я умылся и не спеша вернулся в унылый коридор. Старика уже не было, наверно его повели на процедуры или осмотр.

– Вот и чудесно, подумал я, светские беседы мне сейчас некстати.

Бородач снова показался в коридоре. Он шёл и задумчиво смотрел в свой телефон в ярко-синем чехле, похожем на деталь лего. Вдруг, поравнявшись со мной, он сказал:

– Вить, а ты тут как оказался?

Я в недоумении уставился на него, непроизвольно мотнув головой в стороны, чтобы убедиться, что он обращается ко мне.

– Ты на футбол сегодня приедешь? – продолжал он.

По моей коже побежали мурашки, в горле перехватило, я прокашлялся и дрогнувшим голосом спросил:

– Мы знакомы?

На его лице на мгновение промелькнула ухмылка, потом он, улыбаясь сквозь бороду, вкрадчивым голосом ответил:

– Ты сейчас решил пошутить так, да? Или это твои психи тебя доконали? Хорош шутить, мне надо ехать, я и так задержался тут дольше обычного – сегодняшний массаж был особенно хорош, два часа блаженства, у меня даже ноги онемели в какой-то момент. Тебя подбросить куда-нибудь?

Я вскочил со скамейки, кивнул и двинулся за ним по коридору, судорожно соображая, как мне себя вести с этим человеком и что это всё значит. А он уверенно шёл вперёд, направляясь к выходу. В дверях мы столкнулись с уже знакомым мне стариком. Он важно вышагивал у входа, уже без пакета у бровей и с совершенно здоровым видом, словно и не было никаких повреждений лица ещё минут 10 назад. Я удивлённо уставился на него, потом пробормотал «до свидания», а он, смотря сквозь меня, даже не кивнул на прощание, будто никогда меня до этого не видел. Мой знакомый тем временем подошёл на улице к новенькому форду и разблокировал двери. Мы молча сели в машину, он завёл её и повернул ко мне голову.

– Ты домой? Я могу подбросить тебя до Таганки или, например, до Третьяковки, а дальше ты сам на метро, ок?

Я кивнул, не глядя на него.

– Что-то ты сегодня молчаливый, что-то случилось? Что ты вообще делал в этой больнице? У тебя всё в порядке?

– Вообще-то нет.

– В смысле?

Я набрал воздуха в лёгкие и медленно, растягивая слова, ответил:

– Дело в том, что я только что узнал, что меня зовут Виктор. От тебя.

Он усмехнулся и заулыбался. Потом вдруг повернулся ко мне, улыбка сошла с его лица. И он стал пристально всматриваться в мои глаза, пытаясь понять, не разыгрываю ли я его. Затем он спросил с тревогой:

– Ты ведь сейчас не шутишь, да?

– Да.

– Таак. Хорошо, давай так. Ты мне сейчас расскажешь, что произошло и почему ты сам не в себе. Как можно подробнее. И начни, пожалуй, вот с этого «я только что узнал».

– Да, конечно. Я вздохнул и закрыл глаза. – Началось всё с того, что я оказался на улице, вот в этом виде. И совершенно не понимая, кто я такой и что здесь делаю…

Через полчаса, внимательно меня выслушав, Василий (а именно так звали моего случайно нашедшегося знакомого) отменил все свои планы и вёз меня в мой, по его словам, дом. Опять же по его словам, жил я в Подмосковье. Каждую пятницу, при любой погоде, мы собирались на открытой площадке и играли в футбол с группой друзей и знакомых. Оттуда Василий и знал меня – я был завсегдатаем этих игр. Ещё он сказал, что я работаю психиатром в московской клинике. И я не женат. Это всё, что он знал обо мне – я был всего лишь знакомым его знакомого.

– Забавно, – сказал он, разглядывая зеркало – знаю я одну Беатрис, но она – плюшевая овца и вряд ли ты ищешь именно её. Он улыбнулся и взглянул на меня.

– Кто-то даёт имена плюшевым овцам? Ребёнок наверно?

– Нет, это мой друг, точнее подруга, моя душа, даже не знаю, как точнее. Её зовут Анна. И знаешь, может ты прав, она как ребёнок – в ней столько всего детского, открытого, наивного, искреннего. И в то же время, она взрослая, мудрая и вдумчивая. Всё в ней смешалось и перемешалось необычным образом. И это – лучшая смесь из всех, что я видел. Лучшая из всех, что бывает… ладно, неважно, что это я.

Я сразу узнал огромный, новый кирпичный дом, стоявший несколько на отшибе городка. Не то чтобы я его вспомнил, просто увидев этот дом, я точно знал – здесь я живу. В квартиру попасть оказалось сложнее – Василий совершил невероятное, найдя внезапно наступившим поздним вечером слесаря с необычным польским именем – Ежи Новак, который выпиливал замок в двери. Дверь в свою квартиру я тоже сразу узнал. К счастью, мои соседи не сильно волновались, услышав шум дрели в тамбуре. Они лишь выглядывали из квартир, видели меня, быстро здоровались и закрывали двери.

Вася изучил внимательным взглядом моё жилище, положил на журнальный стол пять тысяч рублей, написал свой телефон на листке бумаги и сказал, что заедет завтра днём, если я не позвоню и не сообщу ему, что у меня всё в порядке.

Едва за моим старым-новым знакомым закрылась дверь, я начал своё оживлённое и поспешное обследование квартиры. Я действительно жил один – это подтвердило полное отсутствие посторонних вещей в большом шкафу прихожей, одна зубная щётка на полке в ванной и очевидно холостяцкий, немного запущенный, вид жилища. На кухонном подоконнике я нашёл увядшие растения, кипу журналов по медицине и психологии на прикроватной тумбе.

В большом комоде гостиной-спальни в хаотичном порядке лежали документы, действительно подтверждающие, что я практикующий психиатр – мой диплом медицинского института, несколько сертификатов о прослушанных мной курсах по психиатрии в МГУ, очень ветхая амбарная книга с какими-то записями от руки, с диагнозами и анамнезами. Вероятно, из ординатуры или чего-то типа того. Я написал несколько слов на последних её страницах и сверил почерк – он совпал. Понятно, значит это я писал когда-то эти заметки. Пролистав их, я нашёл множество известных мне слов и терминов, это меня несколько успокоило – по крайней мере, у меня есть профессия. Кажется, в моей голове есть множество знаний по психологии и психиатрии, но пока мне сложно их достать оттуда.