Екатерина Андрусевич - 11 дней осени

Последние слова она уже буквально кричала в трубку. Впрочем, сразу после них я услышал короткие гудки. А позвонив ещё раз, услышал, что аппарат абонента выключен.

Всё. Всё пошло прахом. Я действительно невменяем. Как такое вообще может быть? Но я же действительно в парке, вот даже, как то же я сюда попал? И попал вместе с ней, вот валяются в переполненной урне обёртки от нашего мороженого. Хотя, конечно, это могут быть чьи угодно бумажки, в этом парке всё мороженое продаётся завёрнутым только в такие бумажки. Мне захотелось взвыть. Всё шло кувырком. Всё путалось и запутывалось ещё больше, с каждой минутой. И я не мог отследить логику событий и происшествий. Однозначно, я сошёл с ума. Начало темнеть, и я побрёл по дороге к выходу из парка. Увидев крутой склон с обрывом, я остановился на его краю. Интересно, сломаю ли я шею, кинувшись вниз? Возможно, меня парализует. Не будет ли это лучшим решением в сложившейся ситуации? Сумасшедший парализованный инвалид – может физический ступор остановит безумные пляски моего мозга? Может только так я смогу обрести какое-то равновесие и стабильность в происходящей цепочке событий? Но я всё – таки мужчина. Меня с детства учили быть сильным, не паниковать и скрывать свои эмоции. Хватит ли мне сил справиться с тем, во что я погрузился? Я побрёл к выходу и зашагал по Ленинскому проспекту в направлении метро. «Хотя бы город остаётся прежним, – думал я. С силой я ущипнул себя за предплечье, потом ещё раз, ещё сильнее. Я усмехнулся, – все известные способы возвращения к реальности я осуществил – кажется я не сплю. Мдаа. Пожалуй, это – худшая новость за сегодняшний день.

В электричке снова было множество людей. Субботний вечер – оживлённое время, люди возвращались с прогулок по городу, из магазинов и гостей. В вагоне было много уставших, переполненных испытанными за день эмоциями, но по-своему счастливых людей. Кто – то из них был чуть пьян, кто – то чуть влюблён и чуть взволнован. И только я ехал в своём личном трауре – недоумении, усталости и моральном истощении. Кроме того, только сейчас я понял, что за двое суток я почти не ел. Небольшой сэндвич и мороженое не в счёт. Все магазины по пути к дому были уже закрыты. Не живёшь как другие, не стоило и начинать. Я поплёлся в квартиру. Ключ к замку не подошёл. Уже ничему не удивляясь, я спустился вниз ко входу в подъезд, чтобы найти вчерашнего слесаря, судорожно обдумывая, как объяснить ему, что за сутки я второй раз прошу взломать и сменить замок в двери в собственную же квартиру. Чуть поодаль от входа, приглядевшись, я увидел теннисный стол, импровизированный стол и стулья. Там, громко разговаривая, заседали три человека. Один из них напомнил мне вчерашнего «специалиста», орудовавшего над моей дверью. Я подошёл ближе.

– О, Виктор, ты откуда это такой нарядный? К отцу в город что ли ездил? – сказал слесарь, радостно мне улыбаясь, – будешь маленькую за встречу? Он протянул мне тут же откуда то взявшуюся рюмку с прозрачной жидкостью.

– Нет, спасибо, у меня там дверь не открывается, – начал я.

– А что, Лизка что ли опять тебя вышвырнула?

– Она на даче с детьми.

– Умотала на дачу без своего пана в придачу, да? – он громко и отрывисто захохотал.

– Я ключи потерял снова.

– А, ну это не страшно, сейчас мы решим это небольшое недоразумение, подожди только, – сказал он, торопливо вливая в себя жидкость из рюмки, которую он только что протягивал мне, – это мы умеем, это мы быстро, ломать не строить, да?

– Да.

– Ты не весёлый какой то сегодня, после вчерашнего болеешь?

– Да, кажется болею.

– А, ну дело бывалое, я же тебе говорю – на, полечись.

– Спасибо, но лучше не надо, в меня не влезет.

– Пока не выпьешь, дверь не открою. Только одну, ишь, сахарная голова.

«Действительно, а что это я? Хуже, чем есть уже точно не будет», – я взял рюмку из его руки и выпил её залпом.

– Вот, молодец, только угощения к напитку у нас нет. Но водочка хорошая, чистенькая, должна хорошо войти. Возьми – ка ещё одну.

В квартиру с паном Новаком мы попали только под раннее утро. Еле стоя на ногах, я ввалился за порог, уже почти не различая ничего вокруг. Но даже в таком состоянии, я обратил внимание, что вся мебель из квартиры пропала. Не было никаких диванов, комодов, шкафов, не было коврика в прихожей и кухонного гарнитура на кухне. Не было ничего, кроме старого рваного матраса на полу комнаты, табуретки на кухне, да пары початых банок из-под тушёнки на кухне, внутри красовалась целая армия сигаретных бычков. Петрович помог мне усесться на табуретку, налил по «прощальной» и прикрыв только что взломанную дверь, ушёл восвояси. Меня мучила жажда. Я размашисто встал со своего трона и подошёл к крану на кухне, вода из него не текла, кран был скручен и, видимо, перекрыт. Тогда я дошёл до ванной, пару раз с обеих сторон ударившись о напротив стоящие стены коридора. Открыл кран в ванной на полную и прильнул ртом к струе.

«А я ведь и правда заядлый алкоголик, – пронеслось в моём мозге, когда я поднял взгляд, чтобы увидеть своё нетрезвое лицо в зеркале – не зря меня Лиза бросила. А, впрочем, какая разница. С ней было бы только хуже. С такой запущенной деструкцией мозга лучше быть совсем одному – тогда может быть никто другой не пострадает».

Я приплёлся в комнату и не раздеваясь завалился на матрас.

Человек шёл привычной дорогой к дому, прислушиваясь к разговорам прохожих и думая о чём – то своём. Наконец показалась знакомая улица, за следующим поворотом стоит его дом. Внезапно он ощутил жуткую усталость. Это произошло мгновенно – раз, и ноги его стали ватные, руки слабые, а глаза слипались, несмотря на то, что он со всей силы тёр их безвольными пальцами. Сделав нужный поворот, он увидел, что его дома нет. «Нда, начинается», – проговорил он со злобой, подходя к пустырю, с правой стороны которого должен был быть вход в подъезд. Вдруг его охватила паника, внутри была чёткая уверенность – ему срочно надо попасть к себе домой. Но дома не было и стоять тут бессмысленно. Он повернулся в обратном направлении и медленно поплёлся к началу улицы. Ноги становились всё слабее, в какой то момент они подкосились и он упал на землю. В голове застучала мысль: «Мне надо домой, срочно, скорее, где же он?». Он пополз ко входу в магазин, в который обычно заходил по пути домой. Прохожие показывали на него пальцем и смеялись, никто из них не подошёл к нему, пока он полз. Он тоже не звал их, просто смотрел на их раскрытые рты, видел, как они заливаются громким звонким смехом или украдкой хмуро глядят на него, показывая пальцем. И продолжал ползти. Потом с трудом вскарабкался на ступеньки, открыл дверь магазина, навалившись на неё всем телом. И оказался в подъезде своего дома. Лестница до лифта была разрушена. Внизу, метрах в десяти под ним медленно крутились огромные шестерёнки. Он схватился руками за перила и поставил ногу между железных прутьев, на которых они держались. Слабость не отпускала его, но он карабкался вперёд, делая шаг за шагом и переставляя то руки, то ноги. Наконец он дошагал до бетонной плиты, на которой стоял лифт. Нажав на кнопку пятого этажа он выдохнул – наконец – то он попадёт домой и сможет перевести дух. Но лифт медленно закрыл двери, дёрнулся и поехал горизонтально, а не вертикально. Человек почувствовал, как по телу побежали мурашки. Вырвавшись из стен дома, лифт, словно кабинка на горнолыжных курортах не спеша полз над домами, зеленью и тёмным пыльным воздухом.