Таня Сербиянова - Кадеточка. Повесть

– И он вошел? Ты была с ним? Ты стала женщиной? С ним? Не молчи, скажи!

– И да, и нет! Больше меня не спрашивай! Никогда больше об этом не говори!

Повернулась ко мне, смотрит, ищет мои глаза в темноте и тихо почти неслышно мне…

– Женщине надо столько, что словами не предашь всего… И вот счастье, когда это может дать ей хотя бы раз в жизни настоящий терпеливый мужчина. Тот, кого ты любишь и готова за него умереть. Вот тогда ты все, пропала! И пропала в тебе девочка навек, осталась в тебе только женщина.

А вот как ты будешь потом с этим жить? А если потом не так, нет рядом такого человека, такого любимого мужчины. То, как тогда? Как жить? Чем заменить? Детьми, бытом? А как же то, что в тебе им разбужено и рвется из тебя в надежде на взаимное утешение в ласках, в безумстве.

А этот, другой? Он сможет так, он поймет, оценит, не спутает и не перепутает женщину с тряпками, бытом, семьей. Сможет отдать ей мужчину в себе так, по-настоящему, так, чтобы всего себя до самой последней капельки?

Что, если не так? Тогда как? Что же делать в себе с той женщиной, разбуженной настоящим мужчиной? Вот потом и думаешь… А вот с этим, с тем, с кем ты сейчас, это как?

Получится, есть ли в нем это, настоящее и мужское? Как узнать, как не обмануться? Ведь может, так получиться, что потом уже никогда за всю свою оставшуюся жизнь!

Когда все не так и нет той отдачи в любви! Вот и мучаешься. Не знаешь? Стоит, не стоит с ним? Может, с тем, другим? А, может, вообще, не с этим и ни с тем? Может, нужен, вообще, другой. Свой, неженатый, свободный. Или, уже, какой есть? Главное, с ним быть, а там уже все пошло оно прахом? Кто ответит? Как сделать правильный и единственный выбор? Ведь только женщина выбирает! Так, природа устроила. Все за эти тридцать секунд и все! Выбор сделан! А дальше уже все будет, что будет.

А этот другой, сколько бы он ни старался, ни вылезал из кожи, уже все, тех для него тридцати секунд достаточно. Или выбрала, или ищи, ищи еще. Или как? Вот в том-то и вопрос!

Потом она замолкает и очень тихо лежит чуть слышно дышит рядом. А потом…

– Я думаю, что ответила тебе, почему тебе не надо с Котей. Если не любишь, то ты его лучше пристрой к кому-то. Ведь есть среди женщин и таких ценительницы. Может, какая, другая испытает к нему нечто, и он это оценит. Оценит сполна и она будет с ним счастлива? А вот если ты, и не оттого, что ты выбрала, а потому что так решила головой, а не сердцем, по животному, из-за похоти, тогда что? Конечно, можно и так, и некоторые так поступают в поисках сексуальных отношений с мужчинами, но, что же будет потом с ними? Хорошо, если остановится. А если нет, то что тогда?

Она опять замолкает, молчит долго, а потом.

– Ты что думаешь? Если женщина падшая, то она не мечтает о настоящем и не ждет его, своего мужчину? Как бы не так! Все! слышишь, и никому не верь, все мы ждем его – нашего господина. Только у одних он приходит все время ночью и хозяйничает в храме, все, разрушая и растаптывая, а у других он все время находится рядом, бережет, несет ее на руках, укрывает от напастей по жизни. И если приходит к ней в храм, то тогда в этом храме, знаешь, какие фуги Баха звучат, оттого что им так приятно вместе, да в гармонии! Оттого и детки у них получаются и здоровые, и красивые, а главное – счастливые!

Потом она долго молчит, а я, не дождавшись от нее продолжения, начинаю вслух рассуждать о том, что думаю…

– Вот я слушаю и удивляюсь нам, женщинам, – говорю Инге. – И какие же мы бываем разные. Чистые и обворожительные, беспредельно честны в поисках их внимания, а потом, коварные и изворотливые, когда речь заходит о глубоких отношениях с мужчинами. Вот когда ты мне о нем говорила, я просто сгорала от ощущений блаженства. Тебя слушала и таяла. Вот, думаю, какая глубокая, целостная натура женщина. А потом, когда речь зашла о Котяре, то я просто удивилась. Как же так можно! От такого великого, можно сказать, глубокого женского счастья и до такого смешного, как лечь с Котярой? Вот скажи мне, где же наше истинное лицо? Где мы сами? Или же мы многолики? Выходит, что когда нам очень надо этого от мужчины, то мы можем и так. То мы тут же становимся изворотливыми, лживыми и многоликими. Как же это все в нас помещается и уживается? А сами при этом хотим от них чистого, светлого, идеального? Так, поступаем, мягко говоря, нечестно, а ждем от них этой заоблачной и бескорыстной любви, словно любви божественной, любви с нами, как с ангелами? Ну, что ты молчишь?

– А ты что? Ах, да ты уже спишь?

Вот и порассуждала… Выходит, я для самой себя все говорила это. Но это же хорошо! Мозги промыло и сердце очистилось. А вот то, что мы бываем такие, так это уж, точно! По крайней мере, я такая! А вот какие вы, не берусь судить. О том решайте сами…

Вода проложила небольшое каменистое ложе в отроге горной вершины, к которой мы уже целый час поднимаемся по камням и бредем по еле приметной тропе. Вода, чистая и звенящая, перекатываясь по белым от известковых отложений камням, шумит и весело сбегает вниз по этой небольшой и безымянной горной долине.

Мальчики наши в отпуске, я на каникулах, Инна отпросилась, как-то подменялась на своих дежурствах по госпиталю. Потом мы собрались и ушли в поход, в горы.

Наконец-то я слышу от Володьки, – привал.

Мне с непривычки тяжело дается этот переход по маршруту. А, может, оттого что накануне мы с Жоркой все никак не могли уснуть и целовались в палатке нежно, долго почти всю ночь напролет. С нами в одной палатке была Амадо. Так, ее звали почему-то. Эту болезненную на вид и худенькую девочку, почти мальчика по своему строению и физическому развитию. Ее навязала нам сменщица Инги, иначе, сказала я не смогу подменить, потому она с нами. Амадо младше и в нашей палатке, Вот так и разместились и уже вторую ночь проводили в одной палатке. Мы так увлеклись, что совсем забыли о нашей соседке, а потом вдруг я слышу ее сонный и недовольный, немного писклявый детский голосок.

– Ну, сколько же можно? Дайте же мне поспать, наконец!

Ночь. Палатка. Что-то шепчет, переливает горный ручей. Тишина, и только Володька в соседней палатке негромко и нежно читает стихи ей, моей сестре. Я слушаю, сердце мое замирает и что-то так волнует меня, что я не могу спать и жду того же от моего Жоры, о чем эти стихи. Жора рядом, обнял и лежит, не спит. Нам так хорошо! Потом Володя, и все умолкает…

Мы опять с Жорой целуемся, и все повторяется.

– Господи! Да сколько же можно? – Опять недовольно ворчит и ворочается Амадо. – Вы, или заканчивайте, или вылезайте и не мешайте. Тоже мне, полуночники, влюбленные!

Я прижимаюсь к Жоркиной груди и тихо хихикаю. Чувствую, по колебанию груди, что и он тоже смеется неслышно. А потом тянет меня за собой и лезет к выходу из палатки. Я за ним. А то, как же? Ведь мне без него уже никак нельзя, и нас словно неведомой силой тянет вместе выйти в ночь и под звезды. Вылезли тихо, он ждет, а потом мы тихонечко и на цыпочках отходим…