Евгений Журавли - Мерцающие блики Озера Забвений. Роман

Но как же нам сейчас, в этом перенасыщенном пространстве бурлящего современного мира, отделять здоровое от яда, настоящее от подмены, а истину от лести или лжи? Может быть, сделать себя неинтересным всему искусственному? Вывести свою душу с линии фронта извечной борьбы? Может, переформатировать своё сознание и тело на потребление того, что не сможет сделать тебя зависимым? Выбрать нечто большее, чем ты сам, а про остальное забыть?

«Э-э-э-э! Прямо смотри! Куда пошёл! Ты что, напился что ли?» В аэропорту Северной столицы идёт посадка на узбекский рейс. Бесправные, счастливые и несчастные, разбогатевшие и бедные, поддатые и набожные – тёмная толпа узбеков-гастарбайтеров проходит таможенный контроль. Мы, ожидая пересадки, наблюдаем. В памяти возникают лишь аналогии с военными фильмами, где немецкие солдаты беспощадно и плотно грузят пленных в вагоны поездов. Бедные работяги. Бесправные и гонимые здесь, такие же бесправные и обираемые на родине…

Мы все слабы; человек – слаб. Но человек слаб не тем, что делает ошибки. Эта мысль так важна, что необходимо повторить: он слаб не тем, что делает ошибки, он слаб не тем, что делает ошибки, он слаб не тем, что делает ошибки …. А тем, что СЛИШКОМ ЦЕНИТ СЕБЯ, ЧТОБ ДЕЛАТЬ ИЗ ЭТОГО ВЫВОДЫ. От этого – все беды на планете: от плохого обслуживания в ресторане до войн. Упорное повторение этого алгоритма создаёт наше вселенское зло. И при чём тут Бог?

Есть только один шанс – понять свою ничтожность, понять несовершенство. И тогда уже со смирением приходит сила. Становится смешным прежнее трепетное отношение к тому, «что обо мне подумают» и всяким беспонтовым движнякам собственного «я».

Самый простой путь к этому – личная душевная катастрофа, обесценивание всех прежних ценностей. А здесь уже и до Бога недалеко.

«Вначале был Логос. И Логос был с Богом. И Логосом был Бог» – слышу из глубин памяти слова ксёндза Ежи, зачитывающего мне, атеисту, первые слова Евангелия от Иоанна. «Пан Ежи!» – поправил я, – «…а „логос“ – разве это не значит „слово“?» Ежи задумчиво посмотрел на меня: «Вовсе нет. Хоть по-гречески, хоть по-арамейски…» – и, помолчав, добавил: «Всё гораздо глубже. Глубже. Подумай об этом как-нибудь…»

Здравствуй, Узбекистан. Влекомые толпой, мы входим в здание аэровокзала. На посту таможенного оформления огромная толпа. Оставив Тимура получать багаж, я ищу где бы выкурить сигарету и, в конце концов, останавливаюсь в туалете. Три часа ночи… Спешить некуда, потому что некуда. Никаких броней и договорённостей… Следом набивается десяток местных. «Турист или к родственникам? А, турист… Вот ты думаешь, может быть, что здесь так же к вам будут относиться, как в России к узбекам? Нет, не так, однако! Здесь хорошо встречают гостей! Так что ты здесь в такой безопасности, как у себя дома, а может, и больше…» «Ага, конечно…»

«Пап, ты вообще, знаешь куда идёшь?» – интересуется Тимур. «Когда GPS не знает, знает Аллах», – отвечаю я. Когда не знаешь, что делать, просто иди вперёд… Высадившись в аэропорту Самарканда и пройдя необременительный таможенный контроль, мы с Тимуром пробираемся через толпу наседающих орущих менял и таксистов. Четыре часа утра. Всегда в какой-то момент нужно делать выбор. Это неизбежно. Человек восточной внешности немногим старше меня, стоит чуть справа и напротив. Он отличается от наседающих со всех сторон просто тем, что не орёт. «Едем?» – глянув в глаза, мысленно спрашиваю у него я. «Едем», – так же без слов, кивнув головой, отвечает он. Я меняю 50 долларов у навязчивых менял, мы грузим рюкзаки и садимся в автомобиль. «Зря ты разменял у них деньги. Тебя только что обманули». Так мы встретили Искандера.

Утро. Женщина в платке и ярком халате убирает посуду со стола внутреннего дворика нашего маленького частного отеля, приговаривая себе под нос свои женские размышления и замечания. У неё явно хорошее настроение. В просвете неба над нами синеет величественный купол комплекса Гур-Эмир, находящегося буквально за углом… Но и не важно где ты… Жизнь создана по кальке. Здесь, в этих закоулках восточного древнего города, в небоскрёбах Нью-Йорка, в джунглях Амазонии, в виллах Лазурного берега мы все вынуждены оценить один и тот же набор чувственных переживаний и душевных стремлений. На голых ветвях щебечет маленькая птица. Яркое и тёплое весеннее солнце искрится на белоснежных пятнах запоздалого мартовского снега. У всех людей одни и те же проблемы, равно соответствующие масштабу личности. Я, ты, Пэрис Хилтон и Саддам. Различны только декорации. Мы все проживаем одинаковую по внутреннему содержанию жизнь.

На поднятую руку сразу же останавливается автомобиль. «А! Первый раз в Самарканде? Показать вам город?» Пара фраз, и мы садимся. «Ну что, рассказать вам что-нибудь?» И таксист начинает свои воспоминания: «Ну, расскажу историю… Был тут человек один. Я сразу его заметил, а среди всех таксистов он почему-то выбрал меня… Совсем уже немцем стал, но видно, что наш, что жил здесь когда-то. Так вот. Он рассказал, что, уезжая на ПМЖ в Германию, отколол кусочек мозаики с одного из мавзолеев Шах-и-Зинда. На память. И шесть лет, шесть лет (!) его теперь преследуют несчастья. И постоянно снится мавзолей. Так вот, все несчастья свои он связывал с этим кусочком мозаики. И что? Сразу из аэропорта мы поехали туда, у него даже клей с собой был, и приклеили несчастливый кусочек плитки. Не знаю уж, в то же самое место или как получилось. Прошло лет пять, наверное. И вот, приезжал он в прошлом году… Наладилось всё, говорит. Прошли несчастья. Так и есть. Самарканд своего никому не отдаёт, это все знают… Ну что, поехали?»

Пророчества. Эта земля полна ими. Что это? Потусторонние силы, божественное Провидение, материальность мысли или вовсе случайность? В пользу последнего свидетельствует тот простой факт, что предсказания, вообще-то, сбываются крайне редко. Но при этом многие события самими людьми принято обосновывать как исполнение пророчеств. В силу этого предсказание, которое выглядит истинным, но на самом деле таковым не является, может в значительной мере влиять на ход событий. Это многое объясняет. Но так же неоспоримо и то, что во все века и времена люди хотят быть причастными к тайне… И чем более считает себя человек неполноценным, тем это чувство сильнее.

С личностью и гробницей Тимура связано одно из известнейших пророчеств, известное как «проклятие Тамерлана». 16 июня 1941 года группой советских учёных были начаты раскопки гробницы с целью идентификации содержимого, что могло стать (и потом стало) громкой научной сенсацией. В какой-то день во время рабочего перерыва к члену экспедиции Малику Каюмову подошли три старика и спросили, участвует ли он в раскопках гробницы Тимура. Малик тогда пошутил, сказав, что он в этом деле главный и без него ничего не могут сделать. Тогда они сказали: «Вы ещё не открыли её? Гробницу нельзя трогать». Каюмов удивился. «Если её открыть, начнётся война. Так в книге написано», – пояснили они и показали на старинную книгу. В школе Малик учил арабский и попросил дать книгу, чтобы самому убедиться. Действительно, там было написано: «Если открыть гробницу, начнется страшная война». Тогда он спустился к академику Семёнову и писателю Садриддину Айни и пригласил их поговорить со стариками. Айни обиделся на стариков и прогнал их палкой. Малик Каюмов говорил потом: «Я был молод, и у меня не хватило ни ума, ни опыта для того, чтобы снять этих стариков на плёнку». Семёнов же махнул на них рукой: «Ерунда!» После перерыва гробницу Тамерлана открыли. Останки (по характерным признакам) без сомнения принадлежали Великому эмиру. Учёные были рады. Об этой сенсации заговорил весь мир. Малик рассказывает, как на следующий день в гостинице они включили радио и слушали новости о своей экспедиции. Говорили на всех языках – на немецком, на французском, на испанском. Один из операторов немного знал английский. Он вдруг побледнел, и когда его спросили о том, что случилось, он сказал: «Началась война. Гитлер напал на Советский Союз…»