Кристина Струк - Между молотом и наковальней

– Они были всегда и будут. Жаль, что на деле их держат подобно пушечному мясу, но у некоторых бывает прозрение. Я же тоже пришел недовольным подростком, какой хотел побыстрее всё уничтожить и отомстить всем жиртрестам. Ненавидел всё и вся, благо, меня вовремя остудили. Не произойди этого – был бы ли я жив? А если был, то на свободе ли? Ты преследуешь цель европеизации общества, я преследую цель запугивания власти. Думаешь, их пугает то, что мы прошлись с какими-то файерами по Хрещатику и дошли до Верховной Рады под окнами поорать? Не пугает, потому что они вызвали наряд, скрутили и увезли. Они нам даже благодарны: повеселили на скучных заседаниях, где они размышляют только о том, как шлюх на Маврикий веселиться повезут. Если бы нас было больше, если бы были более бесстрашны, более радикальны, если бы наши волнения были бы на постоянной основе – они бы начали паниковать. Если бы мы перетянули силовиков на свою сторону, то черт с ними – забрали бы деньжата кто сколько может и бежали бы из страны. Скатертью дорога.

– Но тогда возникает другая проблема – достойная замена этим шакалам. Где гарантии, что те, кто придут на их место – не будут вести себя так же.

– Верно! Но это возможно только на страхе в нашей стране, увы. Провести что-то сродни кастингу: взять разумных политологов, прогнать их по всем возможным проверкам, нанять их, и чтобы каждый раз на контрактной основе а-ля испытательный срок – не справился – уж извините, следующий! Чтобы был страх держаться за занимаемую должность, чтобы было желание превзойти план…

– …И чтобы всё под контролем! – продолжала за ним я. В наших разговорах, как и во всех, было такое взаимопонимание, что казалось будто мы единый цельный человек. – Поставить им большую зарплату, а все госсредства чтобы были очевидны в плане цифр и использования их доступны, к примеру, в какой-нибудь информационной платформе в Интернете. (В те времена это казалось чем-то сродни фантастики, но в моем технарном мозгу уже зрел план превращения в жизнь)

– И договориться с бизнесом, – продолжала я, входя во вкус демагогии, как это происходило со мной каждый раз, стоило мне затронуть эту тему. – Мол, хотите здесь жилой комплекс строить? Будьте добры, стройте, только взамен дайте нам 10 процентов квартир для того, чтобы мы их малоимущим выдали, нам хоромы не нужны, нам нужно с расчетом на количество людей, что в них жить будут. И молодым семьям выдайте хотя бы парочку квартир под долгосрочную беспроцентную рассрочку, а на остальные квартиры заколачивайте цены какие хотите. А то о какой рождаемости может идти речь, если ютятся на съемных квартирах, комнатах, тут двоим денег едва ли на жизнь хватает, а куда ещё на ребенка…

Такие разговоры у нас могли длиться часами, и каждый раз мы придумывали новые вариации необходимых вещей в Новом Прогрессивном Обществе. Они вдохновляли нас на новые акции и помогали отрешиться от лишних людей и их речей. И не было страшно, что нас арестуют, нас покалечат, нас запугают – мы искренне верили, что впереди нас ждет победа. А если победа – то очень много работы, дабы осуществить всё то задуманное, что двигало нами.

Наша «акция» сорвалась, но и черт с ней. Я не особо хотел в ней участвовать, но Фил настаивал и мнил себе, что это будет бунтом, анархией, вызовет переполох. Он постоянно что-то из себя воображает – да какая разница, скоро ему надоест играть главнокомандующего, такие как он – простейшие воображалы – только делают вид, что идут до конца, воюют до смерти, а на деле он сдастся, как и много таких же до него. Есть такая категория людей-«спичек» – зажигаются от малейшего посыла, горят ярко, но быстро угасают. Я много таких повидал, поверь, милая, я знаю. А вот ты – не такая. Тебя нужно долго кочегарить, ты – умный огонь, еще сто раз взвесишь все «за» и «против» того, стоит ли тебе это делать. Это я в тебе и ценю – твоё благоразумие, что нынче – просто диковинка, злато в гуще дерьма.

Лежа на нарах в обезьяннике «до выяснения личности», я сравнивал, что было «до и после» тебя. Я не перестал идти грудью на амбразуры, но я иду тебе уверенным шагом и с ровной спиной. Ничто не может меня сломить. Мне всё под силу! Раньше я относился к своей жизни наплевательски, но не совсем уж безалаберно. Ты подумаешь, что я глупый, несу ахинею, но мне простительно – человек, если он влюблен, ведет себя немного хаотично и одурманено видит реальность. Раньше я верил в своё предназначение, видел во всем знаки, начиная со дня моего рождения – 5 ноября – ведь ты точно видела «V – значит Вендетта», remember, remember, the fifth of November, даже имя моё начинает на V, в этом таком странном имени Вакар я тоже видел какой-то знак выше (хоть я знаю, что это каприз моего отца, помешанного на истории), ведь вакары – древний дворянский род, а по-латышски это значит «вечер», а вот исходя из арабского корня – «величие, достоинство, почтение, милость». Ты подумаешь: «Какой самовлюбленный идиот!» и будешь, несомненно, права. Таким я и был. Слепо верил в то, что я чуть ли не мессия. Но сейчас я считаю себя лишь борцом. «Что ты знаешь о жизни, если ни разу не дрался?».

Утром меня забрал отец. Молча. Даже не было привычной промывки мозга и камней в огород моей жизни. Кто-то доложил ему, что видел меня с девушкой и он непременно хочет познакомиться с тобой. Не волнуйся раньше времени, этого не будет. Не хочу чувствовать себя генеральским сынком, смиренно идущим на поводу у своего важного папеньки. Считаю дни до нашей встречи. Милая, я очень люблю тебя. Береги себя.

Каждый человек подобен тетради: кто-то маленький блокнот, а кто-то – целый трехтомник. И каждый пишет свою жизнь, гораздо хуже и чаще всего, когда пишут за него. Хуже всего, когда родители сами избирают судьбу своего ребенка, пытаясь реализовать в нём всё то, чем не стали сами, что не успели сделать, попробовать. Родители воспринимают своих детей как божков и как эксперимент, навязывают им жизнь, какую сами не прожили, тем самым ломая их судьбу, ломая личности в них. В Европе принято по достижении совершеннолетия отпускать ребенка на вольные хлеба: он теперь взрослый человек и сам волен выбирать, как ему жить и чем ему заниматься. В постсоветстких же странах родители психопатически оберегают своих детей до самой своей смерти, тем самым превращая их в безвольное мясо. «Сыночке нужен новый дорогой телефон». Сыночке уже за тридцать, он лентяй и выпивоха, он уже наделал детей, но не додумался научиться воспитывать и обеспечивать их – зачем? У него есть мамочка, заботливая бабушка их, в случае чего она принесет последнюю копейку, последний кусок хлеба, оторвет от своих страдающих жаждой губ стакан воды, отдаст душу свою, если понадобится.