Мубарак Раби - Добрые люди. Роман

Старик не дал ему договорить:

– Ничего удивительного, – подхватил он. – Ему не приходилось, как нам всю жизнь гнуть спину на земле. И все же он намного старше меня. Ему сейчас уже, наверное, за восемьдесят… Где он теперь живет?

– У него роскошный особняк в квартале ас-Суиси, – ответил Касем.

Старик погрузился в давние воспоминания. Он знавал аль-Мансури в тесных улочках старого города, еще до того, как тот перебрался оттуда и стал тем, кто он есть.

– Мы должны навестить его, Касем, – сказал он. – Я и для этого тоже приехал. Я познакомлю тебя с ним. И хочу еще поговорить с ним насчет земли.

– Земли?

– Да, именно так, сынок…

Касем не расслышал последних слов дяди, потому что в ушах у него звучал голос матери: «…Твой дядя и земля – это история, не имеющая конца, сынок. Не верь, когда говорят, что его обошли при разделе земель. Даже если бы он поглотил все земли, ему все равно было бы мало. Представь себе, что вся деревня стала его издольщиками и пастухами. А где все их земли? Часть их захватили французы, а остальные он прибрал к рукам, кто мог противиться, когда за него был сам французский начальник, и каид, и солдаты…»

Касем подумал про себя: может быть дядя был «обделен» и на этот раз? А старик продолжал излагать ему свое дело о земле, и Касему пришлось погрузиться в чуждый ему мир и события, о которых он ничего не знал раньше: независимое правительство представило проект конфискации земель у иностранных колонизаторов и возвращения их законным. владельцам, и эти земли стремились скупить городские богачи и крупные чиновники путем всяких махинаций, а феллахам, истинным владельцам земли, чинили всякие препятствия, и они не могли найти пути, который привел бы их к земле. Вот тут-то и наступала роль хаджа Али.

– А что вы собираетесь делать, дядя? – поинтересовался Касем.

Старик ответил ему, горделиво опираясь на подушку:

– Я собрал феллахов, и мы написали петицию в министерство. Мы собрались в конторе каида и губернатора области и, в конце концов, продажу земель приостановили. Теперь земля временно находится под надзором правительства..

Касем решил выяснить подробности дела:

– А что может сделать аль-Мансури?

Старик снисходительно улыбнулся Касему, словно желая тем самым сказать: «Как еще мало сегодня ты разбираешься в делах, сынок!»

– Аль-Мансури, – объяснил он, – может пресечь любую попытку со стороны тех, кто захочет купить земли феллахов.

Старик остановился, борясь с приступом кашля, а потом продолжил:

– В этом деле есть и еще одна очень важная сторона: правительство будет делить землю среди всех жителей деревни поровну.

– Замечательно, – воскликнул Касем, не задумываясь.

Старик опять закашлялся, а потом сказал:

– Вот ты говоришь, что это замечательно. Ну что же, пусть будет так… замечательно, но надо, чтобы человек понимал во всем этом деле, все прояснится после встречи с аль-Мансури.

И старик принялся впрыскивать себе в горло лекарство, а в комнату вошла Фатима, чтобы приготовить стол для ужина. Старик что-то пробормотал и попросил теплой воды, чтобы совершить омовение: из-за этого разговора он совсем забыл о вечерней молитве.

Касем отдернул руку от звонка так, словно его ударило током: именно в этот момент за его спиной раздался радостный голос:

– Касем, привет, неужели это ты? Касем был сильно смущен, пожимая руку Ганаму, одному из своих сокурсников.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Ганам с веселыми нотками в голосе, а глаза его победно сверкали. Касем ответил, запинаясь, так, словно его застали на месте преступления. Было ясно, что его совсем не радует встреча с Ганамом:

– Я пришел навестить хаджа аль-Мансури… И нечему тут удивляться. Я обнаружил, что мы с ним родственники.

Ганам улыбнулся, как человек, посвященный во все тайны:

– Конечно, конечно, именно этот путь ведет к такому великому человеку, как он.

И устремив свой взор на возвышающийся роскошный особняк, прибавил:

– Адская тактика, прими мои поздравления.

Именно этого Касем и ожидал от своего приятеля, и его очень задел его тон. Касем часто вглядывался в маленькое безбородое лицо Ганама на коренастом теле, похожее на маленький мяч, поставленный на туго набитый мешок. Он обнаружил вдруг, что безобразность его приятеля и заключалась именно в этом несоответствии между маленькой головой и огромным крепко сбитым туловищем. Касема давно уже раздражало его безудержное щегольство. Он ответил ему, почти срываясь на крик:

– Какая тактика? Я же сказал тебе, что этот человек мне родственник, об этом мне недавно рассказал мой дядя, да он сейчас уже здесь, в этом доме.

Но Ганам, казалось, не верил ни единому слову, однако, в голосе его немного поубавилось цинизма. Он посоветовал Касему:

– Я и не собирался злить тебя. Как бы там ни было, ты вытянул счастливую карту, смотри, не потеряй ее. Вот если бы я был на твоем месте…

Он деланно поправил очки в золотой оправе и продолжил:

– Во всяком случае, я хотел бы поближе познакомиться с этим человеком… Как бы там ни было, я тебя поздравляю.

Он на прощание протянул Касему руку. Но Касем не двинулся с места, и еще долго следил за тем, как Ганам удаляется быстрым уверенным шагом. А тот, отойдя немного, снова обернулся к Касему и крикнул:

– Мне надо увидеться с тобой, Касем… Я. пропустил несколько лекций… И завтра тоже не пойду…

Он еще раз помахал ему на прощание – улыбка по-прежнему не покидала его губ – а Касему подумалось: что могло привести Ганама в этот квартал. Ему вдруг показалось, что Ганам все еще стоит перед ним и отвечает со своей обычной ухмылкой: «Что меня привело сюда? Да я тоже, как некоторые, пришел навестить по-семейному кое-кого из великих». Как ненавидел его Касем в эту минуту и в то же время удивлялся его безграничной самоуверенности. Они давно были знакомы, но никакой особой дружбы между ними никогда не было: прежде чем получить университетскую стипендию, Ганам, как и Касем, был школьным учителем. Ганам первым завязал отношения с ним. Он стал вслух восхищаться Касемом, превознося до небес его способности, такой уж у него был подход. Касему казалось, что в Ганаме было что-то лисье, что и позволяло ему проникнуть в любую среду. Но вместе с тем, Касем не был убежден в верности своего суждения о Ганаме. Он боялся категорично судить о людях, он ни минуты не сомневался лишь в том, что поведение Ганама его сильно раздражало, и даже эта его внешняя откровенность была в понимании Касема наглостью и хитростью. Как-то раз, выслушав критику Касема в свой адрес, Ганам сказал ему:

– Я беден, как ты видишь. И я должен любым путем выйти из этой бедности. В жизни я следую одной английской пословице: «Тяни удочку или бей в цель в подходящий момент», я не собираюсь лукавить перед тобой, Касем, ведь ты такой же бедняк, как и я, и мы должны идти одним путем, но не строить себе несбыточных идеалов и фантазий. Просто я хочу жить лучше.