Анна Лайк - Розы и Папоротники

– Ну у тебя и лицо. Ерунда же.

Лена растерянно ему улыбнулась и вновь таращилась на невидимый источник звука. Олег с тихим смехом прижал ее к себе, подмял под себя, жадно поцеловал в губы, тугими бедрами пошире растолкал-раздвинул ей ноги, зашептал в ухо нежно – «девочка, маленькая», – и через минуту она перестала различать любые звуки, кроме его и своего дыхания… да и те смутно.

Тем более что и стонать и стучать за стеной перестали очень быстро.

И молчать вдвоем с Олегом тоже, как выяснилось вскоре, очень хорошо.

…Однако, однажды вечером, когда она работает в оранжерее, то и дело впадая в ступор от сладких воспоминаний и роняя садовый инструмент, очередной «мерседес» привозит Олега и опять двух каких-то девок, – высоченных, разряженных, и, что самое обидное для Лены – красивых. Он быстро уводит их куда-то вглубь дома-дворца.

Лена чувствует, как будто ей, со всей дури, заехали молотком по лбу. Оглушенная, она не сразу приходит в себя, а когда приходит, то разъяряется до красных пятен в глазах. Ее, вскипевшую, не успокаивает ни то, что на этот раз все были вроде трезвы, ни то, что Олег девок в этот раз не лапал.

«Опять со шлюхами! Да што ж это за человек такой! Ведь мы оба, оба же… в глаза мне смотрел, глаза как у оленя совершенно, задыхался, я же видела, видела! Кобелиные зенки его огромные! „Девочка моя“! „Автосервис“ у него, твою мать! Целых две штуки! Две „автомойки“, обе на каблуках… Нет, это невозможно! Я не могу так!..»

Все эти приставания ресторанных дам и девиц к Олегу, все их косые взгляды на Лену и матерное шипение за ее спиной возле зеркал туалетных комнат из уст посетительниц этих злачных мест; вся эта бешеная бабья конкуренция за очень видного собой (и явно платежеспособного) самца, вдруг всплывают в ее памяти и встают, как забор, между ней и Олегом…

Дрожа от бешенства, с трудом доработав положенное время, Лена несется по дороге от дома-дворца по направлению к шоссе, (наплевать-то, что до него – полчаса, как минимум, пешим ходом), вся пылая праведным гневом и шепотом матерясь, как пьяный матрос… Она уже мечтает, как завтра позвонит Кабээсу и скажет: «хера лысого ты, сукин сын, получишь эту долбаную оранжерею нормальной, пусть кто-нибудь другой тут херачит здесь вместо меня, и…»

«Шмаровоз!» – вдруг вспоминается ей слово из Словаря тюремно-воровского жаргона, который недавно приволок им с Алиной Костик.

…Они сидели, как всегда, на кухне у Алины – хозяйка с сигаретой в длинном мундштуке, Костик с подбитым глазом, Лена с новой укладкой на голове… Вместе они прошерстили-пролистали словарь от начала и до конца, девки долго ржали: «Бикса – проститутка. Варюха – типа, возлюбленная…. Слышь, Алин, как в „Поднятой целине“ дед Щукарь рассуждал: плохая девка – бордюр, а хорошая, стало быть, – акварель… Козел. Ну, это понятно. Пеструшка! А почему это – педик? – Судя по словарю, гомосексуалисты – это главное в жизни вора… столько слов на эту тему, прямо каждое второе… – Не, еще и проститутки… гомики – потому, что тюряга… – Не, пидоры – важнее!.. – Ахаха… – Не, кстати, вы, девки, не понимаете – если козлом кого-нибудь назвать, могут и убить… страшнее нет оскорбления для пацана…»

«Пидор, Олег, сука…» Здесь Лену обогнала черная машина, она резво ушла вперед и скрылась за поворотом. Машина ей была знакома, а дотащившись до шоссе, Лена и вовсе ее узнала: Олегова. Тем более, что когда она проходила мимо, дверь с ее стороны открылась и знакомый голос позвал:

– Садись.

Она колебалась, – не послать ли его тут же, – но желание посмотреть в его бесстыжие глаза перевесило и Лена с достоинством наклонилась и заглянула внутрь: Олег улыбался, но, увидев ее лицо, перестал это делать.

– Что такое.

Лена почувствовала себя круглой дурой, но решила и в этом упереться: глядя в сторону, она сказала:

– Я сама доеду.

И тут же пожалела об этом, поняв, что сейчас самым логичным будет с его стороны закрыть за ней дверь и дать по газам.

И все. И останется ей только уволиться, потому что она умрет на месте, понимая, что больше никогда не сможет к нему подойти и обнять, и…

Вдруг – рука, сильная, мужская, с коротковатыми пальцами в темных волосках, высунулась и цапнула ее за шею; легко втянула-вбросила ее в машину, а потом прижала ее к сиденью.

– Сядь. Что такое?

Разгоряченная, набычась, она с вызовом бросила:

– Ты опять их привез, да?

Он вытаращил на нее свои огромные глаза:

– Кого?

– Баб, – сказала Лена, стараясь не кричать, перейдя поэтому на злющий шепот, – баб опять привез, как и всегда это делал. Две штуки.

Пока Лена сверлила его глазами, ждала, пылая, он спокойно разглядывал ее и в итоге сказал:

– Ну. Дальше.

– Нет, – вся кобенясь, еле выговорила Лена, – это я тебя хочу спросить, что было дальше… Хоть и не мое это в общем-то дело… Если ты их привез, – зачем ты меня зовешь? Я уж не спрашиваю, зачем… зачем ты их все-таки привез? Я, как дура, я так ждала, ждала, как… я вся, как идиотка…

…его рука тихо легла на ее голое плечо и поползла вверх, к шее, – Лена попыталась ее спихнуть, рука убежала, но вернулась…

– … не трогай… Не хочу я так, не буду, я поеду лучше…

Он схватил ее за шею, больно, притянул к себе, близко, попытался поцеловать в губы, другая его рука скользнула ей под грудь, сильно прижала – у Лены тут же сладко заныло в животе… Она вздрогнула, потому что Олег зашептал ей в ухо:

– Ну, – привез. Я ведь уехал. Уехал… за тобой…

Она закрывала глаза, вслушиваясь в этот нежный шепот, но потом, назвав себя мысленно «тварью», задержала дыхание, а потом выпалила ему прямо в лицо:

– Жук, свистун, ботало! Это зачем же ты мне горбатого лепишь? ты меня коридором-то не проведешь!..

Он отпустил ее мгновенно:

– Не понял…

– Не понял? Я с тобой, на твоем языке… Ты шмаровоз? Что это за биксы были, бановые? Ну раз не варюхи…

Он посмотрел на нее с тревогой, как на опасно заболевшую:

– Ты где нахваталась-то?

– Костяныч принес словарь блатных слов и выражений… Вот наблатыкаюсь и заживу без несчастья! Поскольку втюрилась в тебя, как вольтанутая, а ты со мной, как с бичевкой…

Олег, не слушая ее больше, берется за рычаг сцепления, смотрит в зеркало заднего обзора, и машина быстро вымахивает на шоссе. Ту же слева быстро, с заунывным воем-сигналом, проносится кто-то вперед, и Олег тоже резко прибавляет ходу и несется куда-то…

…«Останови, я выйду! – Выходи». Ну да, выходить на такой скорости… и Лена, презирая себя, извращается, припоминая избранные места словаря, всю дорогу. «Меня на такую выдру променять, две таких выдры, кадык им вырвать… Или это у тебя гешефт такой, с голощелками? Авторитет ты липовый, – язвит Лена, – ерша, значит, гонишь… дармовик! Че это ты засох. Не туфту гоню, стало быть… Ясно теперь, что за дела… кадры рисуешь, стало быть, целыми днями… Уважуха!» Олег молчит и смотрит вперед.