Мария Текун - Жизнь Лунгиных. Семейная сага

Но Федор Константинович слушал спокойно и внимательно, не перебивая.

– Знаешь, Аня что-то неважно себя чувствует, – объяснения приходилось сочинять на ходу, – вот я и подумал, что, может быть, наше присутствие завтра не очень обязательно?

Федор Константинович посмотрел на сына и ответил по-доброму, но тоном, не терпящим возражений:

– Нет, сын, завтра ваше присутствие там просто необходимо, так что я уже сказал и повторяю вновь: на завтра ничего не планируйте.

– Но, может быть, ты хотя бы объяснишь? – Борис начинал раздражаться, чувствуя себя как между молотом и наковальней.

– Завтра все узнаешь. Все, иди.

С тем отец погрузился в чтение газеты, всем своим видом показывая, что разговор окончен. И Борису ничего не оставалось, как вернуться к жене, не солоно хлебавши.

– Ну что? – Аня перестала плакать и ждала с надеждой.

Он только покачал головой в ответ.

Она вздохнула и поджала губки.

– Ты не расстраивайся, – нашелся Борис. – Давай мы завтра все-таки туда пойдем, а потом, может быть, пораньше уйдем. А родители останутся.

– Да куда – туда?! – она снова не выдержала. – Ты мне можешь хотя бы объяснить?

Борис понял, что попал в положение не самое удобное. В глазах Ани он выходил, казалось, чуть ли не маменькиным сынком, который делает только то, что ему родители говорят. И всем своим видом Аня желала показать ему, что именно так о нем теперь и думает.

– Я не знаю, – честно признался он. – Давай не будем ссориться, сходим, куда просят, и обещаю, что это в последний раз. Ты согласна?

– Я согласна! Я уже на все согласна! Разве ты не видишь?..

Борис не знал, что сделать, чтобы уладить ситуацию. И в глазах отца ему не хотелось выглядеть хлюпиком, который не может справиться с собственной женой. Значит, рано женился, подумает отец, и будет прав.

– Прости, – сказал он, с нежностью прикасаясь к ее руке. – Прости. Не сердись. Давай лучше сходим куда-нибудь. Вдвоем, – добавил он после небольшой паузы. – Может, в ресторан? Хочешь? Там, где музыка?

– Да у вас тут нет никаких ресторанов, – Аня никак не могла успокоиться, и хотела отнять руку.

– Есть, – Борис продолжал, с нежностью глядя на нее, и не выпуская из рук ее руки, – просто ты не знаешь. А я тебе покажу. Хочешь?

– У тебя денег нет на рестораны, – отступила она за последний заслон.

– Есть, – ответил он, чувствуя, что позиции сданы. – Для тебя – все есть.

– Ладно, – она улыбнулась сквозь слезы. – Пойдем.

На следующий день, в воскресенье, отец встретил всех за поздним завтраком бодрым, свежим и явно в приподнятом расположении духа. Оказалось, он давно уже поднялся и даже успел куда-то сходить. Куда – так и осталось для всех загадкой.

Он напомнил, что сегодня они всей семьей идут в гости и чем раньше, тем лучше вплоть до того, что следует собираться сразу после завтрака.

– Да кто это в гости ходит в такую рань? – недоумевала Валентина Матвеевна. – Хозяева еще спят, небось?

– Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро! – отвечал Федор Константинович с интонациями Винни-Пуха.

– Брось шутить, – допытывалась Валентина Матвеевна хоть какого-то вразумительного ответа, куда же им все-таки следует собираться сразу после завтрака, – скажи ты, наконец! И что за тайна такая, не пойму? Людям, в любом случае, нужно как-то подготовиться. А тут мы привалим, не свет, ни заря. Не дело это.

– Дело, и дело небыстрое. Так что хватит рассуждать. Объявляю шестидесятиминутную готовность.

Борис и Аня молча следили за разговором отца с матерью, разделяя недоумение Валентины Матвеевны и ее непременное желание выяснить детали.

Отец тем временем направился в комнату и достал из шкафа свой самый лучший костюм, осмотрел придирчиво и остался доволен. Глядя на него все поняли, что форма одежды самая парадная.

Анечка думала и никак не могла решить, что же ей надеть. И вовсе не оттого, что выбор был велик, а как раз напротив. И она металась между скромненьким костюмчиком, в котором каждый день ходила на работу, меняя для разнообразия только блузки, которых всего-то было две, и нарядным вечерним платьем, которое ей подарили к Новому году. Платье было шикарное, но для утренника явно не подходило. К такому наряду и макияж требовался соответствующий, то есть вечерний. И она не знала, как поступить.

– Боря, скажи, что мне надеть? Даже не знаю.

– Надевай самое лучшее, что у тебя есть?

– Только платье…

Анечка вытащила из шкафа чудесное темно-синее бархатное платье по фигуре с глубоким вырезом на спине. Смотрелась она в нем просто сногсшибательно, в чем Борис смог убедиться в очередной раз не далее как вчера, сопровождая жену в ресторан. К платью прилагался палантин и замшевые туфельки на шпильках.

– Отлично! – воскликнул Борис, полностью одобряя выбор. – Ты в нем такая…

Он приблизился и обнял жену более чем откровенно. Она отстранилась:

– Отстань, я у тебя серьезно спрашиваю. По-моему, это все-таки слишком, тебе не кажется?

– Не кажется, – он снова повторил попытку.

– Боря! – прошептала Аня. – Не теперь. Давай лучше вернемся пораньше, как договорились?

– И вернемся пораньше… – он увлекал ее за собой. – Давай…

– Я так не могу, вдруг кто войдет?

– Не войдет. Анечка…

Одевшись и накрасившись, Анечка сияла. Она была так хороша, что все невольно любовались ею. С каждым днем она расцветала все больше, превращаясь из молодого бутончика в прекрасную алую розу, день за днем разворачивающую свои лепестки, под каждым из которых – тайна.

Отец по случаю вызвал такси, из чего все в очередной раз сделали вывод, что случай сегодня особенный. Сойдя вниз благородное семейство расселось в поданной к подъеду машине.

– Оладина, дом двадцать шесть, во двор, – скомандовал Федор Константинович, и машина тронулась.

Дорогой и Борис и Валентина Матвеевна каждый про себя думали и пытались припомнить хоть одного общего знакомого на площади Оладина. Борису этого сделать не удалось, как, впрочем, и Валентине Матвеевне. Итак, все трое, включая Анечку, у которой на площади Оладина никаких знакомых не имелось тем более, неслись в неизвестность, то и дело подпрыгивая на дорожных выбоинах и корявых заплатках.

Через четверть часа довольно скорой езды, машина подъехала к внутреннему подъезду большого сталинского дома на центральной площади города. Этот дом представлял собой могучее десятиэтажное угловое здание на пересечении улицы Демьянской и Центрального проспекта. Это был тот самый дом светло-желтого охристого цвета в рустах и лепнине, с ажурными коваными балкончиками и арочными окнами по фасаду, на который Анечка обратила свое внимание в самый первый день, когда они с Борисом гуляли по городу. Она еще подумала тогда, что вот ведь и в такой глуши кто-то когда-то тоже возводил прекрасные и величественные здания.