Мария Текун - Жизнь Лунгиных. Семейная сага

И словом не обмолвился за все это время! Как он мог? По всему видно, что давно уже припас этот подарок. К свадьбе… Да, хуже позора не случалось еще в жизни Бориса, который привык полагать о себе, что лучше многих.

Анечка же, напротив, воссияла, как утренняя звезда на светлом и чистом небосклоне. Она была счастлива, так счастлива, что сию же минуту хотела броситься на шею дорогому Федору Константиновичу и расцеловать его от всей души. Боже! Кто бы мог подумать?! Такое!!! Ее чувствительное сердце просто разрывалось от счастья, которое было столь огромно, что не могло уместиться в ней все целиком.

Она так и подпрыгнула с места, и в отличие от Бориса, только мечтавшего броситься к ногам отца, тотчас же бросилась свекру на шею, выражая свою безграничную благодарность бесконечным потоком слов в сравнительных и превосходных степенях. Спасибо!

Валентина Матвеевна не скрывала удивления. Федя? Откуда? По всему было видно, что она не была посвящена в планы мужа и теперь испытывала такой же шок, как и Борис с Аней. Но зачем было скрывать? – недоумевала она. – Мне-то можно было сказать? К чему все эти «парижские тайны»? Любит удивить. Валентина Матвеевна была сражена грандиозностью подарка и никак не могла взять в толк, каким это образом удалось Федору Константиновичу провернуть столь значительную сделку, ничем не обнаружив себя. Она никак не могла себе этого представить, точно так же, как и окончательно поверить в то, что это не розыгрыш и не мистификация. Но зная мужа, ей ничего не оставалось, как поверить.

Валентина Матвеевна поздравляла счастливых молодоженов, была искренне рада за них и высказывала надежду, что, отселившись, они, тем не менее, не забудут родителей и станут навещать их не реже одного раза в неделю.

Виталий Альбертович высказывал надежду на то, что взаимоотношения с новыми владельцами и соседями будут столь же продолжительными, и дружески-доверительными, и душа-в-душу-жительными, и какими угодно «-ительными», включая сюда упоительными и утешительными.

Лалочка не скупилась на выражения восторгов по поводу свалившегося на молодых нежданного-негаданного счастья, а так же восторгов по поводу титанической фигуры отца, то есть Федора Константиновича, который в проявлениях щедрости и благородства не знает себе равных не только в этом городе, но и в целом мире.

И пошло веселье, покатилось, полетело, как сказал бы Достоевский, как с горы, увлекая за собой с утра еще не знакомых, а к обеду почти породнившихся хозяев и гостей, невероятным образом превратившихся в таких же точно хозяев этой шикарной квартиры в первом этаже элитного дома на центральной городской площади имени известного в прошлом благотворителя Петра Васильевича Оладина.

Под вечер, отказавшись от десерта и оставив детей одних поближе познакомиться с будущими соседями, Федор Константинович и Валентина Матвеевна вернулись домой.

Валентина Матвеевна накрыла к чаю на кухне. Ей не терпелось узнать подробности, но Федор Константинович, отпивая черный обжигающий чай, рассказывать не спешил. Валентина Матвеевна терпеливо ждала, но наконец сдалась:

– Федя, ну, расскажи же, – попросила она.

– Что тебе рассказать? – усмехнулся Федор Константинович.

– Как что? Я тебя не понимаю, ей богу, да откуда квартира такая взялась, и кто, наконец, эти люди, и откуда ты их знаешь, и деньги откуда? Я ничего не понимаю, в самом деле.

Федор Константинович пожал плечами:

– Да чего рассказывать…

– Или это неправда? – засомневалась Валентина Матвеевна. – Розыгрыш?

– Да нет, ну что ты, – Федор Константинович решил жену успокоить. – Квартиру я действительно купил, вернее, две комнаты в той квартире, как ты уже, наверное, поняла.

– Поняла, поняла, только деньги откуда?

– Не спеши, давай уж все по порядку, – ответил Федор Константинович и поведал следующее: – На эту квартиру я напал года три назад: узнал, что профессор Яновский – это Виталий Альбертович, с которым ты имела честь сегодня познакомиться лично, так вот профессор Яновский, он, кстати сказать, сын того самого академика Яновского, ученого, историка, может, слышала?

Валентина Матвеевна покачала головой.

– Ну, не важно, так вот эта квартира принадлежала академику Яновскому – он ее получил от государства в знак благодарности за заслуги перед отечеством. Потом академик скоропостижно скончался, и квартира перешла к его единственному сыну – Виталию, который явился продолжателем дела отца, хотя и бесталанным, если уж говорить честь по чести. Было это довольно давно. Потом Виталий Альбертович, будучи уже в солидном возрасте, женился на Ларисе Павловне – бывшей театральной актрисе и птице не весть какого высокого полета. Но, видно, крепко она его охмурила, так что профессор свету белого не взвидел и был готов ради нее не все. А ей только того и нужно было, чтобы Виталий Альбертович на ней женился, причем сугубо официально. Разница в возрасте у них приличная – лет пятнадцать, если не больше – и понятное дело, что сам Виталий Альбертович Лалочку мало интересовал.

– Откуда ты знаешь? – вклинилась Валентина Матвеевна, которая свято верила в большую и чистую любовь.

– Раз говорю, значит, знаю, – коротко ответил Федор Константинович, – но если ты хочешь, чтобы я ошибался, пусть будет так. Тем более, что Лалочка, нужно заметить, человек, конечно, не самый плохой. И не известно еще, где бы был теперь сам Виталий Альбертович, не повстречай он своей музы. И он это понимал лучше, чем кто бы то ни было, а потому ни в чем своей Лалочке, как он ее называет, не отказывал. А она, ты знаешь, привыкла к шикарной жизни, хотя сама в общем-то из простой семьи. Но театр требует самоотдачи, так что вся жизнь постепенно превращается в театр, и перестаешь замечать, где правда, а где вымысел. Так она привела за собой и всю честную компанию: людей искусства, как они сами себя называют. И для Виталия Альбертовича началась совершенно новая жизнь: тихие посиделки с товарищами-учеными и соседями-любителями шахматной игры сменились бурными застольями и перформансами, околохудожественными беседами заполночь и постоянным присутствием никому не известных личностей, которые позволяли себе задерживаться в доме по нескольку дней кряду, не спрашивая ни у кого на то разрешения. Жизнь была свободна и легка, наполненна и красива. Лалочка с ее способностью вживаться в роль прекрасно справлялась с ролью верной и любящей жены, так что у Виталия не было повода чувствовать себя обманутым или одураченным. Лариса Павловна умело использовала свое положение в своих целях, не забывая щедро одаривать Виталия Альбертовича тем, что он искал и наконец нашел в ее лице.