Мария Текун - Жизнь Лунгиных. Семейная сага

Правда, Надежде Петровне со своей стороны, и в страшном сне не привиделось бы, что ее доченька – тихоня и паинька – вдруг выкинет такое. Нашла, что называется, коса на камень.

Анечка тайком сбежала, не сказав матери не то что о грядущей свадьбе, но не оставив даже и намека хотя бы о приблизительном пути своего следования, то есть – не сообщив ровным счетом ничего. Разумеется, это было необдуманно и жестоко с ее стороны, но мать-то поступила с ней ничуть не лучше!

Так ей, по крайней мере, казалось в то время. Хотя, что там говорить: до сих пор еще она считала, что поступила если и не совсем верно, то единственно возможным образом. И матери своей ни звонить, ни письма писать отнюдь не собиралась.

Да, но едва разделавшись с проблемой с одной стороны, она тут же встретилась с другой: теперь ей предстояло налаживать отношения с родителями Бориса. А это ей тоже давалось не без труда: кругом ей виделся подвох, косые взгляды, осуждение и неприязнь. Запертая в чужой квартире наедине с незнакомыми людьми, Анечка страдала и мечтала все время пожаловаться Боре, чтобы он утешил ее, успокоил и нашел бы наконец какой-нибудь выход. Но на поверку жаловаться было как будто бы не на что.

Федор Константинович общался с ней охотно, не проявляя никаких видимых признаков неудовольствия от ее неожиданного появления в их семье, и, если не считать его подчеркнутого «вы», держался с ней совсем по-дружески. Валентина Матвеевна обращалась к ней на «ты», но в свою очередь с Аней почти не разговаривала. Она тоже вроде бы не возражала против новоявленной без родительского благословения снохи, была внимательна и добра, но заботливость ее граничила с отчужденностью. Так казалось Ане.

«Да, так обычно поступают воспитанные люди, – думала она. – Никогда не знаешь, что у них на сердце, если они понимают, что тебе этого знать ни к чему».

* * *

Борис целыми днями пропадал по делам. «Не хорошо в двадцать лет сидеть на шее у родителей, – думал он, – да еще с молодой женой в придачу». И он активно искал работу, которая смогла бы обеспечить их двоих хотя бы необходимым, но в достаточном количестве. Понятно, что без образования рассчитывать было особо не на что, но в данной ситуации он был готов на все, хоть грузчиком на овощебазу, лишь бы платили.

Но каждый вечер Боря возвращался ни с чем. Он не отчаивался, был весь в надеждах и обещаниях, и верил, что не сегодня-завтра фортуна улыбнется ему. И он, как мог, поторапливал ее, раскручивая счастливое колесо, чтобы как можно скорее утвердиться в глазах отца не мальчиком, но мужем. В том, что отец с матерью не одобряют этот его, мягко говоря, необдуманный поступок, у него не было сомнений. Единственное, что удивляло, что они ни словом не обмолвились о том с тех пор. И потому ситуация осложнялась своей невысказанностью, недоговоренностью.

Однако, Боря не отчаивался и здесь: в конце концов он давно не ребенок, и сам в праве распоряжаться собственной жизнью, и потому не должен чувствовать себя провинившимся карапузом, стащившим пряник из буфета. Если кто-то чем-то недоволен, пусть скажет, а на нет и суда нет. Ведь в том, что все так вышло, никто в конечном счете не виноват. Как будто он всю жизнь Анина мама… но ее тоже можно понять: для нее он никто, парень из провинции. И то, что город Орлов – не самый захудалый на карте нашей всё еще необъятной Родины, для нее, возможно, не аргумент. Она могла вообще не знать о существовании такового, и имела на то полное право: потому что сама она жила в столице, и этим все сказано; потому что существует Москва – и все остальное. Да, городов разных великое множество, а Москва одна!

Вот и доказывай потом, что ты не верблюд.

Где-то глубоко в душе Борис был оскорблен таким отношением к себе, но в то же время готов забыть обиду ради восстановления добрых отношений с тещей, так грубо отрекшейся от своего будущего зятя, а вместе с ним – так уж вышло – и от собственной дочери. Никакой особенной вины он за собой не чувствовал, и надеялся, что с течением времени Надежда Петровна все-таки сменит гнев на милость, когда увидит, например, что Аня действительно счастлива с ним. И для этого он сделает все, что только в его силах, и даже больше того.

* * *

Однажды промозглым ноябрьским вечером, когда Борис шел с одного собеседования, сулившего ему отличную работу и стабильную зарплату, на другое не менее многообещающее, вдруг кто-то окликнул его:

– Боря! Борис! Постой!

Он оглянулся. Через дорогу спешил к нему чернобровый, не ладно скроенный, но крепко сшитый парень в кепке, в куртке-аляске, в джинсах по моде, в дорогих ботинках и с барсеткой в руке – его старый школьный товарищ, тот самый Игорек, с которым он подкладывал под трамвай взрывчатку и совершил еще множество подобных подвигов. по фамилии Карлов.

– Гарик! Карлуша! Вот так встреча! – воскликнул Борис, искренне обрадованный тем, что случай вновь свел их вместе.

– Ты как здесь? Уже вернулся? – Игорь схватил друга за плечи. – Поздоровел! А все-таки ты свин – даже не позвонил. Давно здесь?

– Да нет… – Борис замялся.

– Спешишь?

– Ну, в общем, да, – Боря взглянул на часы.

– Далеко?

– Да вот, на работу устраиваюсь. В общем…

– Слушай! – озарилось вдруг лицо Игорька, будто его, как электрическую лампочку, включили в розетку. – Есть идея! Надо обсудить. Пойдем, я место знаю – тут недалеко.

Борис колебался.

– Да брось ты, если что – завтра сходишь. Какие проблемы? А у меня к тебе дело. На миллион. Пойдем, – он подтолкнул друга плечом.

– Ладно, – Борис сдался. – Верю тебе на слово. – Он радостно обнял друга за плечи. – Куда идем?

– Фи-и-у! – присвистнул Игорь, заметив на пальце у Бориса золотое кольцо. – Вот так дела! – произнес он удивленно-укоризненно. – И ты молчал?!

– Да это… – Боря сразу понял, о чем речь, – в общем, длинная история.

– А разве мы куда-то торопимся? – парировал Игорек. – И учти, что ты теперь от меня не уйдешь, пока все расскажешь, – заявил он безапелляционно и повлек друга за собой в тихое местечко, где к пиву подавали кальмаров в кляре и жареные куриные крылышки.

* * *

Аня тем временем впервые осталась дома за хозяйку. Валентина Матвеевна с утра ушла проведать какую-то родственницу, так что на ее хрупкие плечи легла забота о том, чтобы возвратившийся с «промыслов» Федор Константинович не остался голодным. И потому, едва заслышав звук поворачиваемого в замке ключа, Аня бросилась в кухню заваривать чай и подогревать заранее приготовленные Валентиной Матвеевной пончики.

– Как у нас дела? – спросил Федор Константинович с порога. – Как сажа бела?

Аня улыбнулась, показавшись из кухни.

– Здравствуйте, Федор Константинович.

Федор Константинович любил пошутить и часто говорил поговорками. Анечка поговорок не знала, а потому больше ответить ей было нечем.