Лана Петровских - Затеряться в любви

А вот эта солнечная полянка – кусочки выпускного платьица моей старшей Машеньки для детского сада. Теперь она почти взрослая, и ее веселый наряд в пору шагающей кукле.

Но среди разноцветной пестрой пухлости выделяется одна. Темно-серая, строгая, солидная, с одной пуговкой. Это материал для мужского костюма.

Как давно это было. Я намеренно долго шила, назначая частые примерки. Его звали Александр. Победитель! В нем чувствовалась благородная, великодушная сила. Нелька привела его, заставила обмерить.

– Она сошьет тебе карьеру, будь уверен.

Он улыбнулся и неожиданно, найдя мою руку, поцеловал ее.

Да, в нем чувствовался характерный нрав, не грубая жажда власти, а спокойная, выдержанная серьезность и жизнепрочность.

Шилось легко. Почти ни разу не уколов пальца, я смотрела на него снизу вверх и любовалась. Он чуть смущался, и мне нравилось, что только я могу так смотреть на него, как бы заглядывая внутрь, хотя бы и снизу.

Нелли в часы его примерок кружилась по квартире и говорила не умолкая. Но он не слушал ее, как казалось мне, а внимательно наблюдал за моими движениями. И я, прикасаясь к его телу, к серой ткани костюма, чувствовала что-то тайное и непостижимое.

– Ты, часом, не влюбилась? – мимоходом спросила Нелли. – Что-то долго копаешься, уже месяц как шьешь.

Я молчала, что ей ответить? Что я влюблена? Мне не хотелось доверять это никому.

– Копуша ты моя мечтательная, – обнимая, говорила Нелли. – Люблю тебя, хотя и согласна с твоим мужем, ты чокнутая!

Но завершение неминуемо приблизилось. И как ни старалась я оттянуть собственное упоение к шитью – костюм был готов. Завтра Александр придет в последний раз.

…Но никто не пришел. Его карьера надломилась и потеряла смысл. Потеряла смысл и моя тайна. И Нелька тут ни при чем.

Не она его бросила, а он покинул нас.

Нелепо, ужасно и очень больно. Его машина врезалась в столб, и он умер, не приходя в сознание. Кто бы утешил меня? Но мне приходилось сторожить Нелькины чувства от исчезновения.

Жестокая потеря.

Костюм Нелька забрала через неделю и сдала в комиссионку. Я не протестовала, какое мое право? Он всегда принадлежал только ей, в костюме или без. А я оставалась неторопливой портнихой, которая передвигалась исключительно на корточках, а если и вставала, то не становилась от этого выше.

Прошло много лет. Нелли уже не помнила его имени. Жизнь яркая – всех не сохранишь в памяти. А я как-то осталась в том пространстве, ощущая себя в настоящем недоразумительной попутчицей.

Он продолжал жить во мне, приходя в мои сны в своем новом костюме, не сумевшим помочь его жизни, как я ни старалась шить.

У меня замечательные девочки и Коля, который молча ворчит, но все-таки любит меня, я знаю. Потому и живу.

Набирая код входной двери, пальцы в доли секунды замерзли, впитав холод металлических кнопок, приблизив ужас черного подвала. Темнота подъезда, как пещера леденящего страха, превращала ее тело и застывший разум в тупой столб сталагмита. Каждый вечер после работы она, пробираясь мимо подвала, сжималась в комок. Ей казалось, что дверь резко откинется, и черная дыра засосет ее дрожащее существо. Подвал пробуждал страх.

Ватные, еле ощутимые ноги наливались силой и радостью яркого света, только почувствовав первый подъем ступеньки. Она почти взлетала на третий этаж, стряхивая в стороны звенящую дрожь. Страх позади, она в теплых тапочках родного дома.

Работа кассира в ближайшем сбербанке не отягощала ее, скорее, наоборот, отодвигала бесконечное одиночество. Двенадцать лет каждодневной суеты не отпечатались следами нервозности на добром лице. По-прежнему тихий взгляд и отсутствие планов на будущее ее незамужней бездетной жизни. Но она любила. На туалетном столике одноместной кровати в кружевной бежевой рамке стояла фотография улыбающегося мужчины. Володя Соколов, который с пятого класса унес ее маленькое сердечко в потертом портфеле. Одноклассник – задира и весельчак, неизвестно откуда появляющийся и исчезающий, и не замечающий страдания робкой девочки Тамары. Получив аттестат зрелости, он растворился в уплывающей группе уже не учеников, не выпустив из школьного детства ее сердце. Встречая его старенькую маму в сберкассе, она преданно впитывала все подробности Володиной жизни.

– Тамара Андреевна, вы опять позже всех! У меня последний рабочий день, нельзя ли побыстрее… на.

Широкоплечий охранник Анатолий, громко вышагивая по коридору, подгонял. Его голова была похожа на овальный жирный кусок сала, где вместо мясных прожилок виднелись три узких продольных среза, напоминающие глаза и рот. Неприятнейшее создание что-то сипло бурчало себе под нос, в конце каждой фразы ссылаясь на какого-то «на».

Неделя за неделей приблизили декабрь. За окном мелкий дождь стучал по асфальтовым и карнизным клавишам, наполняя воздух грустным шансоном. Рабочий день закончился. Становилось неуютно. Сегодня она целый час оттягивала пугающую встречу с мистическим подвальным врагом. Зимний небелоснежный вечер, сгущая темные пятна, окружал двор. У соседнего подъезда Тамара замешкалась в темноте, столкнувшись с потерявшимся прохожим. Она охотно нажала код, а прохожий, невежливо оттолкнув в сторону, скрылся в нужной квартире на первом этаже. Пожав плечами, Тамара тихонечко прикрыла дверь и глубоко вздохнула. Через несколько шагов пугающий подвал, нужно собраться с силами.

– Черт, ну и холод… скоро она придет-то? А Толян прав – это плевое дело, интересно, где она прячет ключи… в лифчике что ли?

– Откуда у старой девы лифчик, там уж высохло все давно… сморчки…

Громкий смех расплескался по лестнице вниз. Тамара, услышав грубую речь, стояла тихо, не решаясь идти.

– Мы рано пришли, ночью надо было…

– Щас явится… Толян говорил, выпив кефирчику, она сразу плюхается спать и гасит свет. Он под окнами стоял, все отладил… А сколько ей уснуть-то? Через час и войдем… спать-то не с кем, чё ей сказки читать что ли?

Они снова нагло засмеялись.

– Ты в окно-то смотри, проглядим…

– Не-е… ее еще не было… пацан входил, да мужик с бабой, все точно, как в аптеке или сберкассе.

От резкого смеха Тамара вздрогнула. Неприятный холодок пробежал по спине и больно ткнул в затылок страшной догадкой.

– Слушай, а если она утром ключей хватится, не пойдет в милицию?

– Толян говорил, она с крышей сдвинутой, подумает, что потеряла ключи. А хлороформу нанюхается, вообще ничего не вспомнит на утро. И зачем она ключи с собой носит, дура что ли?

Тамара прижалась к стене, не чувствуя собственного тела. Двое неизвестных говорили о ней. Ключи от кассы должны оставаться в сейфе. Нелепо нарушая инструкцию, она каждый раз уносила связку домой.