Сложно было сразу что-то толковое найти. – Ушел с быков? А что ты на них делал? Я отмечаю, что Рикардо говорит по-английски намного хуже брата. Часто путает спряжения и игнорирует вспомогательные глаголы. – Я имел в виду корриду. По-испански мы говорим просто «toros» – «быки». Я восемь лет жизни этому посвятил. Прошел весь путь от новильеро до матадора. Матадор, возникший по взмаху волшебной палочки на месте мусорщика, возродил мой начавший было угасать интерес к Рикардо. – Надо же. Это наверно опасно, – ахаю я, разглядывая его лицо. Без сомнения, профиль матадора гораздо мужественее чем профиль таксиста или официанта. – Есть немного, – кивает он, не распространяясь. – Поэтому ушел? – Моего друга бык затоптал на смерть во время выступления в нимском амфитеатре, – говорит Рикардо с неожиданной жесткостью в голосе, – Во мне сломалось что-то. Я после этого не мог больше к быку спиной повернуться. Пришлось уйти. Мое, покрывшееся изморозью в начале разговора сердце, тает и растекается по внутренностям теплой лужицей. Я кладу ладошку на джинсовое бедро печального героя, молча выражая соболезнования. Он накрывает ее своей. – Предлагаю пообедать в Пальме. Ты уже проголодалась? – резко сменив тон на беззаботно-легкомысленный, спрашивает Рикардо. – Еще как! – улыбаюсь я. Он паркует машину у подножья Catedral de Palma на площади Reina. Мы вылезаем на растерзание хищного южного солнца. Рикардо ведет меня по пестрящим красками улицам города. То там, то тут мелькают традиционные мясные лавки с подвешанными к потолку колбасами чоризо и огромными копчеными окороками в витринах. Магазины одежды все еще предлагают местным жителям и туристам «rebajas» – скидки на летние товары. Мы выныриваем из лабиринта улочек у очаровательной церквушки в тени которой расположилось симпатичное «7 set cafe». Рикардо уверяет, что здесь готовят отличные тапас, и мы усаживаемся за столик. Официантка приносит два меню на испанском. Уже знакомого мне пульпо в списке не числится, потому я предоставляю выбор моему спутнику. – Я думаю тебе должно понравиться то, что я заказал, – заключает он, передав девушке свои пожелания. Со всех сторон до нас доносится грубоватая на слух немецкая речь. – Здесь очень много немцев, – делаю вывод я. – Угу. Скоро они нас отсюда вытеснят, – недовольно морщится Рикардо, – У них уже есть свои газеты и радио. Не удивлюсь, если немецкий скоро объявят вторым официальным языком. – Тебя это явно не радует, – замечаю я, отпивая принесенный официанткой апельсиновый сок. – Да, мне они не нравятся. Послушай, один язык чего стоит. Я называю их штрумпф. Я копаюсь в памяти, пытаясь выловить из закромов, в которых покоются приобретенные за четыре года школьного немецкого знания, значение этого слова. Мне это не удается. Закрома покрылись толстым слоем пыли. – Это синие гномы такие, – поясняет Рикардо, видя мое недоумение, – Не смотрела мультики в детстве? – Мультики не смотрела, но на портфеле у меня один такой был наклеен. В белой шапке. – Именно! Ну, вот, оказывается, и с Рикардо у нас есть что-то обшее. Синие гномы. – А англичане? – я продолжаю тему наводнения Мальорки иностранными захватчиками. – Ну, их тоже хоть отбавляй. Второе место после штрумпф. Взять вон хоть Майкла с Венди. – Ты их хорошо знаешь? – интересуюсь я, запихивая в рот крошечного жареного кальмарчика. – Не то чтобы очень. Первый раз видел на свадьбе. Потом пару раз был у них на вилле. – И как впечатление? Рикардо пожимает плечами, откусывая мини-бутербродик с чоризо. – Никак. Майкл – старый сухарь. Венди – алкоголичка. Не понимаю вообще, зачем Мигель на ней женился. – Он ее не любит? И чего это голосочек такой тоненький сделался? Какое тебе дело до отношений Мигеля и Венди? Отхватила себе матадора-мусорщика и радуйся! – Не думаю. Во всяком случае не представляю себе, как такую женщину можно любить. Ее и женщиной-то можно назвать только с сильной натяжкой. Впрочем, это не мое дело. И не мое! – Может, ради денег? – все-таки не унимаюсь я. Рикардо неопределенно мотает головой, что, должно быть, означает его нежелание продолжать данную тему. – Тебе нравится чоризо? Возьми попробуй оливки, – советует он мне. – Очень вкусно. Почему Рикардо назвал Венди алкоголичкой и недо-женщиной? Любопытство разъедает внутренности, но настаивать я не решаюсь. Он оплачивает счет и мы покидаем заведение. – Чем бы тебе хотелось заняться? – спрашивает Рикардо, приобняв меня за талию, – Я сегодня в полном твоем распоряжении. – Я еще ни разу не была в Пальме. Хотелось бы посмотреть достопримечательности. – Слушаюсь, сеньорита. Мы возвращаемся к главному собору города, поднимаемся по каменным ступеням наверх. Извозчики зазывают нас прокатиться по старому центру в двухместной коляске, запряженной сморенными солнцем лошадьми. «Romantico! Romantische Reise!» орут они, не давая нам прохода. Рикардо отметает их поползновения короткой, но, видимо, ёмкой фразой на родном языке. Мы созерцаем изобилующий пальмами парк и полоску побережья. – Красота! – искренне радуюсь я, – А когда этот собор был построен? – В средневековье, – начинает предложение Рикардо, но тут же обрывает себя, – Хотя не буду врать. Меня его история никогда не интересовала. Сколько себя помню, он всегда здесь стоял. Давай я лучше тебя сфотографирую. Лучше, то оно лучше, но с таким гидом, я кроме синих гномов больше ничем свою копилку знаний не пополню. – Даже не знаю, что еще тебе показать, – мнется неумелый экскурсовод, – Разве что арабские бани. Туда всех туристов водят. Мы бредем по узким и от того прохладным улицам. Они практически безлюдны, и Рикардо время от времени останавливается, чтобы прижать меня к себе и накрыть мои губы своими. Пламя страсти, всполыхнувшееся во мне при первой нашей встрече, за последние часы как-то притихло, и его яркие свонравные языки улеглись в компактный дачный костерок. Поцелуи Рикардо мне приятны, но прежнего восторга я от них почему-то не испытываю. Вход в обещанный арабские бани скрывается за ничем непривлекательной дверью. Пройдя вовнутрь, мы оказываемся в небольшом садике, наполненном экзотическими растениями. Слева располагаются те самые бани – две маленькие комнатки с обшарпанными стенами и потолком, подпираемым некогда наверно очень элегантными колоннами. На полу на специальной деревянной подставке выседают пережившие своих создателей на многие столетия глинянные сосуды. – А почему они арабские? – любопытствую я, мало надеясь на толковый ответ, – Их арабы построили? Или тут арабы мылись? – Думаю, что и то и другое. Строить, а потом не мыться нелогично, – заявляет мой эрудированный друг. Далее в экскурсионной программе какой-то старый дом, неизвестно кем и с какой целью воздвигнутая церковь и музей имени кого-то с кое-какими экспонатами.
Читать дальше