Елена Поддубская - Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 2: Колхоз. Часть 2

– Зачем пудрить мозги Ветрову? – прогудела она, сунув руки за белоснежный фартук.

– Наш Матвей может каждое утро ездить в колхоз за лошадью. Это он в прошлый раз выпимши был. А так, если собаку с поводка не спускать, у них с Марусей давняя любовь, – напомнила она про недавний случай с отвязанной кобылой, усмирить которую удалось именно Шандобаеву. Повариха утёрлась передником; выступать перед начальством она не привыкла. – Ваши девчата – такие помощницы, что Матвею, кроме как следить за топкой, больше и делать нечего. Да и Николина проворно работает. – Горобова посмотрела по очереди на поварих из институтской столовой, что добровольно приехали в Астапово на сельхозпрактику, затем на блондинку с первого курса. Выяснив накануне, почему у Николиной постоянно болит живот, Горобова направила прыгунью в высоту работать в тепло на кухню. – Так что запрягайте Матвея, – повторила тётя Маша, – и пусть делом занимается. А то курит и курит, курит и курит, всю кухню нам продымил своей махоркой. – Старик истопник постоянно придирался к приезжим поварихам. Собирать картофель, как хотелось бы, девушкам не пришлось. Присутствие в столовой двух дополнительных помощниц, знающих своё дело, избавляло Наталью Сергеевну от ежедневной головоломки с назначением дежурных.

– И Савченко вашего тоже забирайте, – вступила в разговор младшая из поварих, Марина, покраснев от волнения. Волейболист с третьего курса Гена Савченко тоже работал на кухне, помогая накрывать на столы.

– Что, тоже курит? – Гофман строго посмотрел на Гену.

– Нет, хуже – ворчит и нудит. Забирайте его! Пусть работает на свежем воздухе, может, злобы в нём поубавится, – объяснила тётя Маша.

Горобова тут же откомандировала Савченко в пару к Маршал и Цыганок, с которыми он работал раньше, и приказала девушкам следить за нерадивым работником. Но тут медсестра Иванова спросила, не тяжело ли будет девушкам на кухне таскать воду с колонки, что была довольно далеко – около бани.

– А за это не переживайте, Наталья Сергеевна, – весело ответила тётя Маша. – Мне наш Эрхард нонче обещался привезти длинный шланг. Прикрутим его к колонке и будем по нему воду пускать сколько нужно.

Местный агроном Сильвестр Герасимович Эрхард, мужчина видный и смекалистый, успел так продемонстрировать своё расположение к декану Горобовой, что многие даже стали подшучивать на эту тему. Может быть, поэтому Наталья Сергеевна ничего не ответила. Гера Андреевна Зайцева посмотрела на старшего преподавателя кафедры по лёгкой атлетике Михайлова, сидящего за столом напротив. Им тоже «посчастливилось» испытать на себе дежурство по кухне:

– Удивительно, о чём думали раньше?

Начав в пятницу работать по-новому, с планом сбора урожая в этот день всё так же не справились. В субботу перед линейкой, вышагивая по плацу между бараками в ожидании председателя, декан спортивного факультета готовила аргументы для него и ректора МОГИФКа. Орлов обещал прибыть сегодня с визитом.

Наталья Сергеевна прекрасно знала, что нытьём и стонами верхнюю власть не проберёшь: каждый год студенты ездят на сбор картофеля, каждый год половина общего состава возвращаются больными. Не помогают никакие бани, защитные кремы или варежки: ветер и холод делают своё дело, обжигая и высушивая молодую кожу горожан, непривычных к длительному пребыванию на холоде. Но разве интересовало кого-то из партийного руководства, как переносят работу в колхозе студенты, как к этому относятся их родители, как переживают за своих воспитанников тренеры или, скажем, преподаватели музыки, если речь шла о студентах консерваторий? Музыкантов тоже не щадили, отсылая на тяжёлые работы обладателей тонкого слуха, виртуозных рук, талантливых умов. Загубят за год сотню перспективных – ничего, страна не обеднеет. Вся власть построена на том, чтобы народ терпел, страдал и снова терпел.

Горобова поправила шарф, потуже затягивая его. Студенты, выползали из бараков не как в обычные дни – массово, а жалкой струйкой, и вставали в ряды без присущего им оптимизма. Декану было жаль каждого, появляющегося на пороге барака. «Во что бы то ни стало нужно вытребовать у Ветрова второй выходной день. И я сделаю это, – решила Наталья Сергеевна, пусть даже для этого ей пришлось бы написать коллективную жалобу в Луховицкий облком партии. – А Печёнкин поможет мне в этом. Нашему парторгу не привыкать строчить всякого рода кляузы и жалобы».

Мысли женщины прервал Савченко:

– Сучара эта ваша картошка, – ругнулся волейболист, разминая тело: мышцы словно налились свинцом, руки дрожали, ноги отказывались сгибаться.

– Савченко, что за мат? – пассивно отреагировала Горобова, взявшись пересчитывать выстроенных. Ей уже сейчас мерещилась вечерняя баня и завтрашний полный выходной. В понедельник декан рассчитывала уехать из колхоза. «Вот отчитаюсь перед ректором за проделанную работу, и вон отсюда! Пусть думают что хотят. Студенты – молодые, им ночи хватает, чтобы восстановиться. Хотя…» – глядя на покряхтывающего Савченко, теперь и в этом декан сомневалась. Гена, бросив недовольный взгляд, ответил опять нагло:

– Знаете что, Наталья Сергеевна? Во-первых, я тут грузчиком не нанимался!

– А во-вторых? – в декане уже пробудился руководитель. И именно он, несмотря на понимание недовольства, не мог позволить разговаривать подчинённому в подобном тоне.

– А во-вторых, сучара – это от «сука». А «сука» – литературное слово. Или я ошибаюсь?

Горобова выдержала вызывающий взгляд Савченко.

– Про литературные нормы, Савченко, тебе лучше спросить у Ивана Ивановича. Вот дождёмся его сегодня, и пусть ректор объяснит тебе, как лучше выражаться в присутствии женщин и старших, если тебя родители этому не научили. И, независимо от объяснений Орлова, я предупреждаю: если ты продолжишь говорить в таком тоне, я вышвырну тебя из института к чертям собачьим! Так понятно? – Соблюдать какие-то речевые нормы у женщины не хватало сил. Теперь она прекрасно понимала трудяг на заводах или стройках, для которых ненормативная лексика являлась привычкой. Раз жизнь – тоска, то и речь – дерьмо. Гена, хорошо расслышав в голосе декана раздражение, втянул голову в плечи:

– Шо тут непонятного? Самим грубить – можно, а нам и слово не скажи…

– Савченко, как же я от тебя устала, – Горобова попробовала поддеть землю носком сапога. Плотно схваченная морозом, она не поддавалась. Вдыхая холодный воздух, Наталья Сергеевна поёжилась: – Неужели ты думаешь, что я буду продолжать терпеть твои выкрутасы до самого четвёртого курса? – В институте, как в армии, царило негласное правило: старшекурсников, особенно после первой практики в школе, никто уже «не трогал», относясь к ним, как к почти сформировавшимся профессионалам. Гене, перешедшему только на третий курс, ходить «под ножом» предстояло до будущего мая.