Поль Монтер - Непристойная рукопись

Маргарита пробиралась по опустевшему кварталу, старательно обходя лужи и кутаясь в затрапезную шаль. Конец лета обрушил на город дожди и холодный ветер, будто решил не дожидаться осени. Редкие прохожие спешили по домам, поскорее оказаться возле тёплого очага и не успевшей остыть плиты. Фонарь, висевший над аркой, сильно раскачивался от ветра, и тени принимали зловещий вид, мрачно кривляясь, как марионетки в руках злобного кукольника. Фигура мужчины, неожиданно оказавшаяся перед потаскушкой, показалась ей чем-то знакомой. Любопытства ради она прибавила шагу и, обогнав уныло бредущего человека, мигом заметила длинный нос из-под полей насквозь промокшей шляпы.

– Вот дела! Бланшар! – воскликнула она, прикоснувшись к его локтю.

– Ах, это ты? – резко остановившись, бросил молодой человек.

– Глазам не верю, – пробормотала Маргарита. – Надо признать, вид у вас неважный, я нипочём бы не признала, если бы не ваш знаменитый нос.

Эжен стоял сутулясь и глубоко засунув руки в карманы заношенного пальто. На залоснившийся воротник то и дело стекали тонкие струи воды с полей шляпы. Даже в сумерках было видно, как осунулось его и без того тонкое лицо и возле губ застыли горькие складки.

– Я и сам не всегда верю, – с жалобной улыбкой пробормотал он. – Вообрази только, каждое утро, открывая глаза, я надеюсь, что всё произошедшее лишь дурной сон.

– Да уж, – сочувственно протянула девушка. – Раньше вы были таким солидным. И когда перестали заглядывать к нам, мы с девчонками решили, что вы женились и стали добропорядочным семьянином.

Оба они продолжали стоять посреди улицы, не зная о чём говорить, но отчего-то не решаясь расстаться. Проезжающий фиакр окатил парочку грязной водой. Маргарита визгливо бросила вслед вознице бранные слова, а Бланшар продолжал молча стоять, втянув голову в плечи. Вид у него был такой несчастный, что потаскушку внезапно охватила жалость.

– Послушайте, погода словно взбесилась, я успела вымокнуть до нитки, – воскликнула она, схватив молодого человека за рукав. – Отчего бы нам не найти более подходящее место и немного поболтать? Правда, ко мне не получится, мы делим комнату с Жанной, она ужас как разозлится, если я приведу мужчину.

– Если не возражаешь, – Эжен бросил на девушку взгляд полный отчаяния. – Пойдём ко мне. Только… только я больше не живу в том доме, – выдавил он.

– Бедняжка, – стиснув руки, пролепетала Маргарита. – Надеюсь, вы не ночуете под мостом?

– Ещё нет, но видно к этому всё и идёт, – скорбно сжав губы, ответил молодой человек. – Но сегодня я точно могу провести ночь под крышей.

– Ну и отлично, парень, – улыбнулась потаскушка. С тех пор, как она увидела бывшего ухажёра в таком неприглядном виде, она совсем перестала обращаться к нему на «вы» и позволила себе добродушную фамильярность.

Маргарита подхватила Бланшара под руку. Пройдя несколько шагов, он внезапно остановился и, страдальчески взглянув ей в лицо, пробормотал:

– Марго, послушай, у меня совсем нет денег. Ни единого су.

– Ну и дурачок ты, я поняла это, как только тебя увидела, – рассмеялась девушка. – Ладно, не кисни, хотя бы раз я могу позволить себе провести время с мужчиной просто так.

– Как ты добра, – прошептал Бланшар. – Я уже и не вспомню, когда в последний раз кто-то проявлял ко мне сочувствие.

Эти слова произвели на потаскушку сильное впечатление. Ей всё больше становилось жаль этого длинного, худого недотёпу, что, видно, разорился до нитки. Вот бедняга, можно сказать с уверенностью, что он порядком голоден и вряд ли его ждёт горячий ужин и тёплая постель.

Дом, куда Эжен привёл спутницу, расположился между красильней и шорной лавкой. Серая невзрачная громадина из четырёх этажей напоминала каземат своими узкими окнами, лишёнными даже плохонького украшения, хотя бы ящика для цветов на подоконниках. Одни лишь одинаковые ставни, что успели разбухнуть и потемнеть от воды. Когда заспанная привратница, оплывшая старуха в неряшливом капоте, открыла дверь, в нос тотчас ударил запах грязного белья, прокисшей еды и прогорклого сала. Старуха не выразила никакого интереса к вошедшим. Она попросту вернулась к себе и захлопнула дверь. Теперь на лестнице стало совсем темно, и парочке пришлось пробираться наверх ощупью. На третьем этаже в длинном коридоре тянулся ряд дверей, выкрашенных коричневой краской, облезшей от времени. Из-под некоторых из них пробивалась узкая полоска света и можно было хотя бы не наставить шишек, спотыкаясь о всякий хлам, что неряхи выставляли за дверь. В коридоре то и дело слышалась ругань, детский плач, монотонный, как осенний дождь, и чьё-то пьяное бормотание. Бланшар отпер предпоследнюю дверь.

– Входи, Марго, – обронил он, чиркая спичкой и зажигая свечу.

Комната была очень маленькой и такой узкой, что и двоим не повернуться. Скромная кровать, стол и два стула. Больше ничего из мебели не вошло. Стол вплотную придвинули к окну, лишив себя возможности подойти и выглянуть на улицу. Но эта была вовсе не существенная потеря. Окно выходило во внутренний двор, лишённый зелени. К тому же снизу поднималась отвратительная вонь прокисшей еды. Живущие в доме хозяйки не утруждали себя аккуратностью и кидали объедки и протухшую пищу прямо в окна.

Но девушку совершенно не смущали ни вид убогого жилища, ни запах, ни визгливая ругань соседей за стеной. Она слишком хорошо знала жизнь бедноты и не находила в этом ничего особенного. Бланшар снял с себя промокшее насквозь пальто и, скомкав газету, швырнул её в маленькую чугунную печку, стоявшую посреди комнаты. Одну ножку ей заменял обломок кирпича и сооружение того гляди могло завалиться набок. Маргарита сняла шляпку: расстаться с шалью она не решилась, уж очень пробирал холод. Пожалуй, лучше подождать, когда в комнате потеплеет. Эжен и сам стучал зубами от холода, право же, в этой дыре холоднее, чем на улице! Он отчаянно озирался и тут, к ужасу потаскушки, схватил стул и, с хрустом отломив треснувшую спинку, сунул её в огонь.

– Ты с ума сошёл? Где это видано жечь мебель? – опешила она.

– Да к чёрту её! К чёрту всё в этой паршивой комнате! – крикнул Бланшар, закрывая лицо ладонями и опустившись на кровать.

– Ах, ты, бедненький! – пролепетала девушка. Ей вновь от души стало жаль молодого человека. Она давно забыла, как грубо он выставлял её из своего бывшего дома и, пользуясь услугами, ни разу не проявил благодарности. Он совал деньги и спешил отделаться от неё, словно после любовных утех она становилась ему противна. Теперь ей казалось, что он так несчастлив и беззащитен, как брошенный ребёнок, что нуждается в помощи и утешении. А утешить мужчину по мнению Маргариты можно было только одним способом.